Шаман

— А ты, молодой, прокатил хворую девицу на снегоходе в лютый мороз, — не оборачиваясь, осадил его Азыкгай. — Со свежим послеоперационным швом. Чего забыл у неё в животе?

— Разрыв селезенки был. Падать в неисправном вертолете с большой высоты никому не полезно. У нее повязка там, нужно поменять. Нет, я не против, пусть пьет, но за завтраком и после перевязки.

— Тогда готовь завтрак. Я сам ее перевяжу.

Я фыркнула от смеха, но все комментарии оставила при себе. Особенно, когда «молодой» хирург с многолетней практикой послушно достал из подпола картошку и начал ее чистить. Какое мое дело? Это их погремушки. Которые в каждой избушке, как известно, свои.

Нормальная аптечка у Азыкгая тоже нашлась. Перекись водорода, муравьиный спирт, зеленка, йод, таблетки в бумажных стандартах. А еще вместо стерильных повязок на клеевом слое меня ждал бинт и лейкопластырь.

— Еще бы подорожник достал, — тихо проворчал Изга. — Я же привозил тебе нормальный материал.

— Кончился, — невозмутимо ответил шаман, укладывая бинт слоями. — Я теми заплатками окно заклеил, чтобы не дуло. Хорошо держатся.

Я уже не могла терпеть. Давилась смехом и прятала нос в воротник кофточки. Изга сносил подколки учителя стоически и даже теперь разве что чуть-чуть закатил глаза и буркнул что-то под нос.

Азыкгай прежде чем снять с меня повязку долго держал над ней ладонь. Я чувствовала жар от его пальцев, а может, мне просто показалось. Водка всасывалась в желудке, разливаясь теплом по телу. Правильно выпитый алкоголь без труда исполнял свою главную функцию — расслаблял. Я уже мечтала уронить голову на подушку и забыться беспробудным сном. Тем более ради перевязки меня пересадили на диван.

— Ложись, — приказал шаман, убрав ладонь. — Нормально там все, заживает. Руки у твоего хирурга из правильного места растут.

Изга замер, не дочистив картофель, а потом качнул головой и продолжил снимать кожуру. Видимо, старого якутского шамана и столичного главу холдинга «Альянс» роднило то, что похвалы от них годами не дождешься. Я от отца вообще не помню, чтобы ее слышала.

— А знаешь ли ты легенду, красавица? — спросил Азыкгай, деликатно отрывая повязку от раздраженной кожи. — О том, как храбрый шаман Керемкер сражался в царстве теней за душу больной девушки? Эрлик много испытаний послал ему, но Керемкер выстоял.

— Ей не до легенд сейчас, — как-то слишком поспешно возразил Изга и нечаянно уронил картофель в чашку с водой.

— Отчего же? — хитро улыбнулся шаман, и я сразу поняла, что легенда не простая. — Пусть послушает. Ты готовь, готовь. Так вот. Победил в последнем испытании Керемкер самого Эрлик-кана и забрал душу прекрасной Тумаини. Очнулся от транса и увидел, как плачет над ней мать, а отец гладит дочь по голове. «Чудо случилось, — шептали все родственники, — чудо». Жаль, бедная была семья, нечем заплатить асты шаману. Вот-вот духи прогневаются, но уж больно хороша Тумаини. Отец заметил, как смотрел на нее молодой Керемкер. Подумал и сказал: «Нет у меня большего сокровища. Забирай Тумаини в жены». Сыграли они свадьбу и нарожали кучу детей. С тех пор и повелась традиция красивым девушкам благодарить шаманов за исцеление по-особенному.

У меня алкогольный жар холодным потом вышел. Я, не контролируя себя, уставилась на Азыкгая с открытым ртом. Ничего себе цена у перевязки! То-то он сам рвался ее делать!

— Да не бледней ты так, — расхохотался шаман. — Я стар. Мне уже без надобности. А вот молодой… Но то ваше дело.

Теперь мы оба смотрели на Изгу. Я не думала, что у него так сильно краснеют уши. Да и сама чувствовала себя не лучше. Не знала, куда деть руки. Выходит, рассчиталась уже? Заплатила асты за спасение. А свадьба? А дети? Это часть оплаты или они просто под руку в легенде подвернулись?

— Азыкгай, — процедил свозь зубы Изга. — Тебе картошку на сале жарить или как?

— На сале, конечно. Оно в подполе за банкой с помидорами.

Теперь мне как никогда хотелось водки. Можно сразу полстакана.

Картошка не пригорела, и соли в ней оказалось достаточно, хотя голова повара была занята чем угодно, но не процессом приготовления. Соскучился Азыкгай, одичал в тайге. Тишина и пустота внутри требовали, чтобы их заполнили словами. Любыми, лишь бы звучали. А вместе с ними смех, удивление, злость, растерянность, радость, смущение, снова смех. Азыгкай тянул их из гостей и пил, как микстуру от одиночества. Изга не хотел мешать, рука не поднималась, но легенда стала той палкой, что еще не ломалась, но уже громко трещала.

«Зачем?» — хотелось спросить наставника.

Он почувствовал, что Ирина — предназначенная пара, увидел жест Изги на пороге дома и решил, что у них уже все сложилось? Можно подкалывать счастливую новобрачную, чтобы она рдела от смущения?