Шаман из космоса

Друзья садятся в гоночную машину, которую Алекс украл у старшего брата. Макс говорит, что отныне этот автомобиль будет принадлежать им. Лина кричит о том, как сильно хочет обо всём забыть, точно прошлое – это всего лишь неудачный дубль и у неё ещё есть шанс его переснять. Она проклинает приёмных родителей, которые спустя месяц увезли девочку обратно в детский дом – выбросили, словно слабого котёнка, не решившись утопить собственными руками. Кит чувствует, как тяжелеет голова, и ложится на колени девушки. Лина замирает, а затем наклоняется, целует его в лоб и шепчет не расслышанное до конца признание. Макс кричит Алексу, чтобы тот сбавил скорость, иначе они врежутся в автобус. Алекс говорит что-то об отказавших тормозах. Никита не понимает, где находится, что происходит и почему все так громко кричат. Он теряет сознание, не разобрав оглушительно резкие слова водителя. Свистящий ветер грозится выбить стёкла и уничтожить маленький автомобильный мир. Молчание. Не сказанные вслух слова падают на дно гулкой тишины, и невесомые тела с ещё бьющимися сердцами взлетают к небесам. Пальцы не успевают коснуться облаков; громовой раскат заглушает стук сердца, изуродованного неотвратимым фатумом. Абсолютная темнота в абсолюте пустоты. И вдруг какой-то невидимый путник зажигает факел. Безумный, выпущенный из плена огонь танцует между небом и землёй, оставляя на беззащитной коже поцелуи смерти.

Кит открывает глаза и видит, как кровавое колесо катится по раскалённому небу и сталкивает луну прямо на слабые человеческие плечи. Может быть, это конец той самой недописанной истории? Открытый финал, протест длинным и неправдоподобным эпилогам, и никакой интриги. Что, если после смерти останется лишь пустая страница, и едва ли кто-нибудь решится заполнить её словами? Cogito ergo sum. И всё-таки Никита Сенин, в кругу родственных душ известный под именем Кит, жив, иначе бы он ни о чём не думал. Никогда и ни при каких обстоятельствах. А между тем продолжает ловить невидимым сачком торопливые мысли, которые, сбиваясь в дикую стаю, не несут никакой смысловой нагрузки. И всё же – Кит открывает глаза, чувствуя едкий запах хлорки и протухшего лука. Зажмуривается и видит взволнованное лицо матери. Она держит в руках носовой платок с таким скорбным выражением, точно играет на скрипке заунывную мелодию, а резкие звуки травмируют тонкий слух и эстетическое чувство зрителя.

Мама. Ты очнулся! Доктор, мой сын очнулся! Как ты? Как себя чувствуешь?

Кит пытается что-то ответить, но не успевает улавливать значение сбивающих друг друга реплик. Голова похожа на раскалённый шар. Юноша тянется к ней, уверенный в том, что обязательно обожжётся, но опасное прикосновение не выходит за рамки воображения. Кит видит забинтованные по пояс ноги: неужели это конец его бродячей и свободной жизни? Слёзы горошинами скатываются по скользким щекам, как по ледяным горкам, при мысли о том, что никаких горок больше не будет и, может быть, не будет даже прямых троп. Мама проводит рукой по его забинтованной голове, её слёзы смешиваются с прозрачными каплями на щеках сына, и в этих беззвучных рыданиях проходит вечность…

Мама. Прости меня. Я всё поняла. Мы будем жить только вдвоём. Тогда ты не уйдёшь?

Никита многое хочет сказать, потому что словам становится слишком тесно внутри, и его сердце бьётся громче, как птица, волей судьбы угодившая в ловушку. Но реальность стирает звуки, едва только они успевают переступить опасную грань. Всё исчезает, оставляя двух близких людей наедине с молчанием. Кит кивает, надеясь, что мама его поймёт, ведь он имеет в виду не «вдвоём», а жизнь в ожидании отца. Юноша ещё не знает, какую весть боится сообщить мама. «Врачи говорят, что он на грани жизни и смерти». Фраза, сказанная с излишним пафосом и приправленная щепоткой равнодушной безнадёжности. Для кого-то это всего лишь печальные слова, и их нужно сообщить спокойным тоном с серьёзным выражением лица. А для кого-то это кораблекрушение, жертвами которого становятся родственные души. Помилованный Богом одиночка, выброшенный на необитаемый остров, не знает, что делать с жалкой возвращённой жизнью… Никита переступил через эту грань между А и Б, бытием и небытием, болью и… Обретёт ли человеческая душа желанное спокойствие, или страдание продолжится? И если так, то какой смысл в прекращении якобы-существования? Муза говорит опустошённому ученику, что это нравственный урок для тех, кто остался. Испытание, тяжелее которого нет ничего на свете. Неисцелимая боль, которую придётся принять, научиться жить с ней. Хочешь вырвать с корнем – ничего не выйдет, потому что это непосильная задача. Одно неосторожное прикосновение – и появятся новые ростки, и ни один нож не сможет их срезать. Любовь – единственное лекарство, делающее человека сильнее, мудрее, лучше; продолжать любить через боль – вот что остаётся одиноким душам, и, может быть, это поможет им не замёрзнуть в холодные дни.