Шаманский бубен луны (СИ)

За пять лет учебы золотокудрая ни разу не ставила им пластинки. Похоже, берегла от заедания. Вот откуда Асе знать про концерт № 23, если она и первый не слышала?

— Может, скажешь, кто солист? — одобрительно кивнула учительница девочке-воробышку.

— Не-а.

— Может… Ай, ладно, неважно. Пять.

Пришла очередь Аси.

— Это что? — проиграла на фортепьяно золоткудрая.

Ася промолчала. Промолчала на вторую и на третью композицию. Тогда золоткудрая включила магнитофон, оркестр играл «Танец с саблями» Хачатуряна.

— Сла-а-а-ва богу! — взвыла учительница по сольфеджио. — Какой оркестр играет?

— Большой!

— М-да! Хорошо. А еще какой?

— Народный, — выдохнула Ася.

Комиссия многозначительно улыбнулась: что взять с этих народников, никакой перспективы. Ни один уважающий себя человек не пойдет учиться на дешевку. Вот понятно: фортепьяно, баян, скрипка — это уровень, все остальное барахло — любителям игры на корыте. По мнению золотокудрой, народникам большего не дано.

Златокудрая прокашлялась, сжала кулаки.

— Вообще, можешь ответить, какие бывают оркестры?

— Большие и маленькие. — Ася понимала, что несет чушь, но других ответов у нее не было.

— Оркестры бываю симфонические, струнные, духовые, народные, эстрадные, джазовые, — сквозь зубы начала подсказывать Екатерина Алексеевна и про всему было видно, что ей стыдно за свою ученицу.

Ася с отчаянием уставилась на Екатерину Алексеевну. — Что я сделала не так? Екатерина Алексеевна, почему вы так со мной? Вы же у меня остались одна. К черту эту сраную музыку, ко всем бесам это сольфеджио, экзамен! Екатерина Алексеевна, хоть вы не уходите от меня, не бросайте! — Асе захотелось взвыть, разораться, своим гневом разорвать барабаны всех оркестров. Ну же! Полыхни палочками со всей дури, как в шаманский бубен. Бум! Бум! Бум! — колотило в виски, разрывало голову на части. Бум! Бум! Бум! Может, кто услышит этот призывный набат. Эй вы! Боги, шаманы, ведьмы, волшебное зверье — кто-нибудь, услышьте меня! Это просто невыносимо.

— Ну так какой это был оркестр? — выдохнула сквозь зубы золотокудрая, золоторукая, золотогубая, или какая она там. Спросила совсем ни к месту, Ася уже давно потеряла нить рассуждения.

— Симфонический? — спросила Екатерина Алексеевна.

— Симфонический, — тут же подхватила Ася, уверенная в подсказке. По разочарованному вздоху экзаменационной комиссии поняла, что ошиблась. Это была не подсказка, это была засада, равнодушие, усталость, пренебрежение. Да все что угодно, только не поддержка. Ася с тоской глянула на Екатерину Алексеевну, поняла, что такая бессмысленная учеба забодала, и что в этот раз околдованность музыкалкой и учительницей улетучилась безвозвратно. Лучше бы с бабой Верой играла в карты и ела ириски с тёплым чаем, в тонком альбоме рисовала сухие розы, слушала спектакли по радио. Чего она, как Зоя Космодемьянская, постоянно совершала подвиги, кидалась на духовную амбразуру, ходила за музыкальную линию фронта.

Ася отсидела урок с Екатериной Алексеевной, в сотый раз сыграла про отважного капитана, услышала про водителя Бородулина, про зверское заднее колесо его машины, которое оставило Екатерину Алексеевну сиротой. Ася отметила, что эти Бородулины достали даже в музыкалке. В школе одна, здесь второй. Сколько в Губахе этих Бородулиных?

Голос учительницы бесконечно царапал слух, и Ася чувствовала, что внутри неё разгорается острая искорка неприятия, заставляя отдаляться. Отодвинулась в дальний угол, спиной к двери. Если сейчас кто-нибудь зайдет, обязательно шибанет. Когда урок закончился, собрала ноты, стала прощаться.

Учительница, обхватив себя руками, уставилась в темный вечер за окном. На фоне серебристого света луны черный барак виделся гигантским гробом. Он красился холодным пространством в пустынное грустное одиночество. По нему в отражении одинокого уличного фонаря судорожно скреблись когтистые ветви тополей. Ветер катил по дороге поземку, раскачивал тонкие, обледеневшие лапники елей, тенями деревьев крестил соседние дома. Вся жизнь для учительницы стала сплошным погостом.

Издалека, через крыши бараков наползла туча, закрыла луну, накинула на землю густую тень. И вдруг все пропало, точно туча заодно пролила черную краску на звезды. Тихая гиблая мрачность. Только сквозь щели окон доносилось соло ветра, заунывное траурное пение, в котором вспыхивали огоньки высоких нот, перемигивались хрусталики трагического сопрано.

Больше Ася в музыкалку не приходила. Правда, непонятно почему, летом ей все-таки выдали диплом об окончании класса домры. Одни тройки. Ну и на том спасибо.