Шаманский бубен луны (СИ)

В павильон проката они ввалились вшестером, остальные остались снаружи. Тетка с высокой седой култышкой на голове одновременно грызла семечки и крючком вязала белую салфетку.

— У вас есть палатки? — спросил Кропачев.

Приемщица тыльной стороной ладони утерла губы, прочавкала:

— Вам какие?

Все повисли.

— Чего какие? — переспросил Кропачев.

— Какую спрашиваю вам палатку? — Раздавила семку пальцами, ядро в рот, шелуху в кулек.

— Нам в поход.

Приемщица глубоко вздохнула, словно семечка застряла где-то в горле и ее надо было протолкнуть.

— Вам скольки местную? Четырех? Семи? — крючком показала на прейскурант. — Выбирайте. В наличии только четырехместная и пятнашка. Четверка — рубль шестьдесят в сутки, пятнашка — три.

Первой сообразила Василекина.

— На два дня четырехместную.

— Четыре восемьдесят. — Отсчитала на костяшках счетов приемщица.

— Почему так дорого? — загудели всей толпой. — Три двадцать только.

— За три дня.

— Нам на два дня. В воскресенье вернем.

— В воскресенье прокат не работает. — Она подчеркнуто элегантно ноготком мизинца стала выковыривать из зубов застрявшие остатки семечек.

— А мы виноваты?! — нарастало негодование.

В зал вошла уборщица и все ее узнали. Это была Василиса Николаевна, мама Пети, одного из одноклассников, маленького серого воробушки, раздолбая, тунеядца, вруна. У него всегда болел живот, и поэтому он вечно просыпал, опаздывал, не учил, не участвовал. С трудом закончив восемь классов, с радостью свалил в училище Коксохима. Школа конечно пыталась перевоспитать Петю, вызывала маму. Василиса Николаевна непременно приходила, улыбалась своим единственным глазом, внимательно слушала упреки класснухи, прижимала сыночка к боку, словно ограждала от всех бед и напастей. В отличии от многих, она свое чадо безмерно обожала. Любила не за пятерки и достижения, любила за то, что в послевоенном безмужицком одиночестве, он появился в ее жизни долгожданным счастьем. Петя тихо улыбался маме, целовал в щеку, клевал хлебушек, который она приносила. И все понимали, что в их неполной семье полная гармония.

— Деточки! — улыбнулась Василиса Николаевна. — Деточки, как я вам рада. А вы чего к нам, всем классом? Как здоровье, как родители, как учеба? А мой Петенька пятерку получил по металлу.

Кропачев не стал вникать, что такое пятерка по металлу, а сразу пожаловался Василисе Николаевне на произвол, ему показалось, что она легко решит эту проблему.

— Нам надо палатку на два дня, а дают на три.

— Они ж хотят вернуть в воскресенье, — ответила Марьюшка вопросительному взгляду уборщицы.

— Марьюшка, давай я выйду, приму, — с ходу предложила Василиса Николаевна.

Марьюшка собрала семечки в горсть, высыпала в кулек.

— Ладно сама выйду, паспорт давайте.

Все разом оглянулись на Асю. В классе паспорт только у нее и Василекиной. Самое странное, что и Василекина выжидающе уставилась на Асю.

— То есть? — удивилась Ася. — Я что-ли должна?

— Можно паспорт родителей.

— Давай Мурзина не жмоться? — Кропачев бухнул Асю по спине. — Ты ж наша дряхлая старушка, выручай коллектив. Должна же ты понимать?

— Я тебе должна в глаз за чувырлу.

— Да блин, — хохотнул Кропачев. — Ты же трезвая герла, должна понимать шутки. Паспорт тащи. Я бы свой дал, но он только через две недели будет готов.

Еще вчера Ася гордилась, что у нее практически первой появился паспорт, однако не догадывалась, что ее непомерная гордыня до такой степени будет использована против ее.

— Пусть Василекина дает.

— На меня тут лыжи записаны, — по-взрослому гордо произнесла Василекина.

И тут Ася вспомнила, что брала лыжи без паспорта.

— Я знаю твою мать, — пояснила Марьюшка. — Палатки без паспорта не дам. Тем более новая.

Пока всей толпой собирали три двадцать Асе пришлось бежать домой за паспортом, да еще оставлять его в залог. Только о нем и думала. Получив свою нарядную книжечку, положила в коробку на родительские унылые и потрёпанные. И о том, как все маленькие успехи, которые с радостью добивалась в школе, с треском лопались об угловатые усмешки одноклассников. Ася всего лишь хотела быть в струе, а ее уносило селевым потоком. Все казались ужасно хитрыми и коварными.

Палатка оказалась тяжелой и непонятной. Все видели веревки, дыры с металлической обоймами, нашлепки, нашивки. Старались разобраться в этом бермудском треугольнике.

— Что здесь непонятного? — Марьюшка расстелила палатку на полу, подтянула углы в стороны. Когда более-менее разобрались, Марьюшка оформила бланк и объявила, что палатку можно будет забрать не позднее семи вечера пятницы.

— А сегодня? — заныл Кропачев.

— А сегодня нельзя, потому что сегодня вторник. Хотите сегодня — платите. — И словно ставя точку в беседе сыпанула семечки на столешницу, взялась за вязальный крючок.

Глава 22 Щепа мертвого дерева

По сцене чеканным шагом промаршировали знаменосцы. Ася оглянулась на Шилкова и поневоле вытянулась в струнку. В зале стояла тишина, и, когда каблуки знаменосцев касались пола, раздавался звук, словно в пустом гроте царства Кощея падали капли воды и эхом отражалась по стенам.