Шаманский бубен луны (СИ)

— А ты чего не пошла в поход? — тихо спросил Шилков.

— Я после конференции. А ты?

— Равнение на знамя! — рыкнула на них пионервожатая.

Через два часа Ася, груженая лыжами и палками, уже стояла в очереди за хлебом. Белый закончился, купила булку черного, затолкала в рюкзак, перебежала через дорогу к краю тайги. В глубь леса уходили две лыжни. Одна яркая, натоптанная, вела к вершине, вторая рыхлая, одинокая — текла вдоль города. И там и там громоздились высоченные ели, обвешенные снежными шарами, как короли жемчугом.

— Меня подожди, — издалека махнул лыжными палками Шилков.

— Тоже решил пойти? — обрадовалась Ася.

Шилков сразу выбрал натоптанную лыжню, привычно покатил вперед. Ася заторопилась следом.

Лес встретил полумраком и теплотой. В подтаянных лунках тихо поскрипывали деревья, местами вспархивали птицы, в лоскутах неба покачивались ветки, искрился осыпающийся снег.

За час поднялись на вершину. Небо серое, светлое, на его фоне тайга казалась еще мрачнее. Отсюда на черной равнине тайги уже виделась проплешина карстовой воронки. До нее кажется недалеко, но придется катить по весеннему руслу схода снега, а это встречные булыжники, поваленные деревья.

Шилков оглянулся, словно проверил, жива ли Ася, затем, отряхивая и добавляя скорости лыжам, подпрыгнул на месте, гикнул, и на полусогнутых лихо устремился навстречу солнцу. Он отталкивался палками и все наращивал темп, словно с каждым выдохом выбрасывал из себя обиду последних дней, затхлый запах предательства, мелочные хлопоты матери, брюзжание отца по поводу современного молодого поколения. Шилков катил по угрюмому тоннелю тайги и забирал то круто вправо, то влево и надеялся, что вместе со скоростью безвозвратно теряет невыносимую боль — отныне ему будет легче, освежающе чисто, как в этом лихорадочном, безумном темпе. И как здорово, что он ушел в тайгу. Дома, в его идеальном уюте семьи, он не мог освободиться от многотонной обиды. Какие у нее были кристально чистые глаза, когда она хоронила их любовь. Какая у него была медвежья морда, когда он не сопротивлялся. Она сказала и упорхнула, а он раздавленный… добрался до дома, всю ночь сведенными скулами вгрызался в подушку.

Только не думать о ней, черт с ней. Проклятая тайга, втемяшиться бы в тебя лбом, чтобы раз и навсегда забыть.

Ася отстала, она не такая рисковая как он. Где бочком, где задом. Пока обойдет все препятствия Шилков наверное замерзнет. Ничего, перетопчится. Светличную небось сутками ждет. И чего Ася прикопалась к этой Светличной? Что это — бабская ревность, куриная забота, сестринское спасение? Черт! — Правая лыжа носом заехала под камень, спружинила. Ася с размаху бухнулась об препятствие. Стопу приподняло, вывернуло почти наизнанку. — Как же больно! — Палкой ударила в металлическую скобу замка. Метила наконечником в петлю. Мимо. Еще и еще раз. Зубастый крюк отскочил, ботинок вылетел из шипов. Наступила на снег, сразу провалилась по колено, чтобы не перевернуться, уселась на свободную левую лыжу. Теперь надо вытащить лыжу из каменного плена: задача — не сломать.

Судя по следам на снегу, Ася в своих проклятиях была не одинока. В метрах трех от камня, валялся клыкастый осколок чужой лыжи, вокруг дыры, кто-то зарывался по колено, пытался выбраться, тыкал палками, руками, выбирался из снега и вновь проваливался. Казалось под этим камнем в окружении скорбных серых шрамах покоилась брюзжащая, неудачливая натура. Но в остальном снежный покров тайги был нетронут. Хотя нет. То тут, то там, неглубокими язвочками пестрела цепочка заячьих следов. Под елью цепочка округлилась, свернулась в кучу. Наверное, здесь заяц развлекался чужим падением.

Ася сидела на камне и неожиданно почувствовала себя такой одинокой — будто одна не только на этой земле, но и во всем космосе: все от нее отвернулись, отгородились обидами, претензиями, недосказанностями. Казалось их так много, что невозможно сделать и шага, чтобы под ногами не захрустело колкостями. Внеземная тоска усиливалась холодом, матовой серостью воздуха, в центре которого, как мошка в капле смолы, навеки застыла Ася.

Когда Ася прикатила к подножью, Шилков уже поднимался навстречу.

— Что так долго? Я уже пол тайги пробежал. — Его волна обиды схлынула, и он предстал перед Асей мокрый, задыхающийся, с ног до головы запорошенный снежной пылью. — Смотри, — махнул он палкой в сторону. — Там лыжня разделяется. Я думаю, они пошли не к воронке, а правее.

Минут через тридцать выбранная лыжня закончилась небольшим пепелищем от костра. Вернулись к перекрестку, ушли по второй, по ней прошли примерно человека четыре, скоро разделились в три стороны, вторая была одинокой. Постепенно и третья лыжня одичала, стало понятно, что по ней шли вперед, и, не достигнув цели, вернулись.

— Фиговый из меня следопыт, — честно признался Шилков. — Может домой?

— Пошли, — сразу согласилась Ася и негромко добавила: — У нас получился поход на двоих. Правда наши остались без хлеба.