Шамбала

С тоской и болью я шагала по тем улочкам, вглядывалась в каждый дом, отмечала каждый новый куст, каждое деревце, клумбу и камешек, появившихся за минувшее время. Город немноголюден. Молодое поколение еще не успело восполнить ту брешь смертей, вихрем пронесшуюся над Ущельем.

Мы добрались до здания Совета – помпезного, вычурного, чем-то напоминавшее замки Баварии. Ах, до чего прекрасны эти замки!.. Всюду резные детали, возвышенные архитектурные стили – готика, эклектика, ренессанс, – высокие окна, массивные ставни, витые лестницы, небесные литые ворота… На пригорках зеленели ровно подстриженные газоны, дорожки и тропинки выложили камнем.

У входа собралась небольшая группка людей, и Руни, напрочь позабыв о нашем уговоре, подошла к какому-то джентльмену и спросила:

– Что это здесь?

Очаровательный клерк – почему-то он виделся мне именно клерком – обворожительно улыбнулся и пояснил:

– Сегодня прибыли советники из столицы, среди них также ветеран Великой Мятежной Революции.

– О! – не удержалась Руни и задрала повыше голову, чтоб разглядеть резные балкончики и замысловатую крышу.

Руни стояла в узкой полосе мелькавших лиц, и ее милое лицо озарялось широкой улыбкой. Ей не хватало общества с его неуемной жизнью и движением. Тату я нигде не видела, но знала наверняка: скачет где-нибудь и радуется, чертовка. Такой уж она человек: то ходит из угла в угол мрачнее тучи, то готова ослепить сиянием безмерного счастья. А день нынче дивный. В воздухе царит перемена, кожей чувствую: грядет нечто невероятно важное. Я запахнула тонкое пальто и взглянула на высокие сапоги точно по голени – до чего диковинно быть похожей на девушку, а не юнца в форме. Как славно находится здесь, в этом месте, в этом городке.

Я велела Руни стать передо мной, а сама прислушивалась к гомонившей толпе. Тут были и зеваки, и высокопоставленные лица, наверняка занимавшие посты в самом Совете. Они все тараторили о каком-то собрании, переговорах, новом музее, который хотят построить в память о Революции… Входные двери настежь распахнуты, и я увидала роскошную внутреннюю обстановку: гобелены, блестящая плитка, бархатные диванчики и мебель темного дуба. Совет ожил, как ожило и Ущелье. Кончились темные времена.

В эту же секунду двери конференц-зала раскрылись, и оттуда вышло несколько массивных фигур в дорогих костюмах и неправдоподобно белых рубашках. Толпа смолкла и уставилась на уходящих гостей торжества. Внутри меня что-то екнуло. Прежде, чем поняла, что происходит, ноги сами стали отступать в сторону, прячась за остальными фигурами.

Вдруг начался слепой дождь, и все засуетились – ни у кого не нашлось с собой зонта, люди поспешили в здание. Идея прощальной встречи утратила свою актуальность всего в одну минуту. Провожатые и охранники раскрыли тяжелые трости над головами своих покровителей. Средь мелькающих фигур, на другой стороне от дверей я видела Тату; она воздела к небесам ладони, смеялась, точно дитя малое, и все кричала: «Ах, дождь, Кая! Дождь, совсем как летом!» Я и подумать не могла, что в этой резкой женщине может таиться столько силы, жизни, цветущей радости. Ее крики в одночасье повисли в накаленном воздухе.

Лицо Эйфа поначалу обратилось к чуть крупной фигуре Таты, и сразу же – ко мне. Точно чувствуя, нежели что-либо зная, он безошибочно отыскал мои глаза в убегающей толпе, и, размеренно шагая в сторону ворот, все не мог отворотить головы. Я замерла, загнанная в клетку. Когда произносят слово «ветеран», на ум приходит сморщенное лицо уставшего от бремени жизни старика и его сгорбленная, покалеченная войной фигура; меньше всего ожидаешь увидеть здорового мужчину в расцвете лет. Ни одной царапины, ни единого шрама или недуга, точно святая власяница коснулась всего его существа еще задолго до рождения. Разве что он – как и все мы – стал старше. Но он им был; капитан Эйф Шиман был среди них единственным ветераном – больше некому.

Мелькнуло одно: «Это конец». Вот-вот он остановится и позовет своих крыс или гончих псов. Интересно, эта гнилая система управления все еще не изжила себя? Или для ее ликвидации требуется еще одна революция?

Я поспешила к Тате, чтобы увести ее подальше и отыскать Руни. Господи, о чем она только думает, эта вечная девчонка!? Сегодня такой важный день, а она балуется и резвится! До чего скверная оказалась идея поддаться просьбам Руни и ходить рядом с площадью и зданием Совета!

Я перебежала тропку и схватила Тату за руку.

– Кая, ты хорошо себя чувствуешь? – с особым вниманием обратилась Тата.

– Кажется, я сошла с ума, Тата! У меня галлюцинации и теперь меня упрут в психушку! Я видела его, Тата! Его! Шимана! Капитана! Эйфа Шимана! Но он не может быть жив! Это ошибка!

Не знаю, почему, но в тот миг вся недолгая жизнь мелькнула перед глазами.

Часть 1. Неподчинение

1