В действительности подоплека убийства была не совсем политической. У Кирова имелись некоторые “слабости”. Он не пропускал смазливых дамочек, “пасся” среди балерин Большого и Мариинского театров, партийных секретарш. Хотя такое поведение в определенной мере было объяснимо. В свое время Кирова, как и многих других видных большевиков, каким-то образом окрутили с еврейкой, Марией Маркус, которая была намного старше его, а с годами стала проявлять признаки психической ненормальности. Одной из любовниц Сергея Мироновича стала латышка Мильда Драуле, жена Николаева. Неуравновешенного коммуниста-неудачника,, чьи заслуги, по его мнению, не оценили. В числе других зиновьевцев он был уволен, остался без работы. А тут еще и жена изменила с главным обидчиком, собиралась подать на развод. Николаева (возможно, не без участия жены) ждало назначение в провинциальную Лугу…
Но когда Сталин, приехавший в Питер, лично взял под контроль расследование, обнаружились подозрительные вещи. Николаева уже дважды задерживали сотрудники НКВД, один раз рядом с квартирой Кирова. Задерживали с револьвером – и отпускали. О том, что на Кирова готовится покушение, доносила осведомительница Волкова – оставили без внимания. В день убийства телохранитель Борисов далеко отстал от Кирова, заговорив на проходной с охранником. А когда его везли на допрос, случилась авария. Борисов погиб, разбив голову, а кроме него, никто не пострадал. Эти факты не получили однозначного объяснения до сих пор. Но Сталин получил все основания не верить в версию личной мести.
И не поверил. Приказал применить к Николаеву методы “кнута и пряника”, писал: “Кормите его, чтобы он окреп, а потом расскажет, кто им руководил, а не будет говорить, засыпем ему – все расскажет и покажет”. Причем чекисты еще и пытались противодействовать участию в следствии представителей, которых направлял к ним генеральный секретарь, не допускать к документам, допросам. Сталину пришлось звонить Ягоде и пригрозить: “Смотрите, морду набьем” [208]. Кстати, это опровергает клевету Троцкого и Хрущева о причастности к убийству Сталина. Все факты показывают, что он был заинтересован в выяснении истины, а не ее сокрытии.
Но “засыпать” Николаеву не потребовалось. Этот неврастеник вел дневник, накануне покушения писал “политическое завещание”. В дневнике были найдены фамилии видного зиновьевца Котолынова, троцкиста Шатского. И открылось, что подпольные кружки зиновьевцев и троцкистов по-прежнему существуют, что в Ленинград приезжали эмиссары Зиновьева из Москвы – Гертик, Куклин, Гессен. В этих кружках обсуждалось, как будет развиваться политическая ситуация. Например, утверждалось: “В случае возникновения войны современному руководству ВКП (б) не справиться с теми задачами, которые встанут, и неизбежен приход к руководству страной Каменева и Зиновьева”. Разбирались грехи правительства, перемывались кости Сталину и его соратникам, дескать, “все зло от них”. И в этих же кружках вращался Николаев, подкрепляя личное озлобление “высокими идеями”, писал в “политическом завещании”: “…Я веду подготовление подобно А.Желябову… Привет царю индустрии и войны Сталину…” [208]
Так возникли дела “ленинградского центра” и “московского центра”. Выбивали ли признания из арестованных? Но ведь не выбили. В соучастии в теракте не сознался никто. Но подсудимые вовсе не отрицали и не думали отрицать, что несут “моральную ответственность” за убийство. Что разговоры в их среде могли подтолкнуть взяться за оружие любого. 29 декабря все 14 обвиняемых по делу “ленинградского центра” были осуждены к высшей мере и расстреляны. По делу “московского центра” было привлечено 19 человек, в том числе Зиновьев и Каменев. Их судили не за теракт, а за подпольную пропаганду с тяжелыми последствиями. И они также признали “идеологическую ответственность” за случившееся. Получили разные сроки заключения. Зиновьев – 10 лет тюрьмы, Каменев – 5 лет…
Судили и руководителей ленинградского НКВД. Но их коллеги постарались выгородить, дело свели к халатности и наказали лишь понижениями по службе. Зато НКВД постаралось реабилитироваться чрезмерным рвением. В марте растреляли любовницу Кирова Мильду Драуле, ее сестре Ольгу и некоего Кулинера. За что – неизвестно. Из Ленинграда провели массовую депортацию “бывших” дворян, офицеров и т.п., хотя они-то уж никогда к зиновьевцам и троцкистам отношения не имели. Теперь их подчистую выселяли в Оренбуржье, Поволжье, Казахстан, Сибирь. По стране покатились аресты за “контреволюционную агитацию”. В основном по доносам: кто-то одобрил убийство Кирова, кто-то сказал “всех бы их так”.