Шамбаров В. Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Не успели осмыслиться одни “инициативы”, как грянули другие. В конце мая 1955 г. Хрущев, Микоян и Булганин нанесли визит в Югославию. И восстановили “дружбу”. Извинились, опять же, в одностороннем порядке. Вину за разрыв отношений полностью признали “нашей”, возложили только на Советский Союз. А Тито еще и кочевряжился, задирал нос, демонстрировал обиды. Но советская делегация по всем вопросам уступила и, разумеется, согласилась на огромную экономическую помощь – в которой Югославия, пребывавшая в изоляции, очень нуждалась. Взамен СССР не получил ничего, кроме заверений о “дружбе” и “сотрудничестве”. Белград сохранил “особую позицию”, не примкнув ни к Варшавскому Договору, ни к Совету экономической взаимопомощи.

В июле 1955 г. в Женеве впервые после Потсдама состоялась конференция глав великих держав – Хрущева, Эйзенхауэра, Идена и Фора. Она завершилась полным провалом. Все советские предложения по коллективной безопасности, по “германскому вопросу”, Запад дружно и однозначно отмел. Тем не менее, и за рубежом, и в Советском Союзе конференцию пропагандировали как крупнейший успех. Писали о “духе Женевы”, о том, что встреча показала возможность сотрудничества, продолжения переговоров…

И продолжили. В сентябре 1955 г. состоялся визит в Москву западногерманского канцлера Аденауэра, в ходе которого Советский Союз признал ФРГ и установил дипломатические отношения. Снова в одностороннем порядке! Потому что Запад и не думал признавать ГДР, а советские предложения по Западному Берлину (например, о предоставлении ему статуса вольного города) отвергал. В угоду Аденауэру Хрущев сделал и широкий жест “доброй воли”. Были отпущены на свободу и возвращены Германии все пленные, остававшиеся после войны в советских лагерях. А заодно с ними освободили тех, кто сидел за сотрудничество с оккупантами! [27] Что ж, это был следующий, хрущевский этап разрушения ГУЛАГа. Оставались в лагерях люди, осужденные невиновно, по оговору, за неосторожное слово. Только что отправили за решетку советских разведчиков, как “людей Берии”. А в это время выпускали на волю бывших полицаев, старост, бургомистров.

А в октябре 1955 г. Хрущев совершил турне в Индию, Бирму, Афганистан. В государства, которые не стали социалистическими, не стали и союзниками СССР, но и к антисоветским военным блокам не приоединились. И им тоже были выделены громадные кредиты на экономическое развитие! (К примеру, 135 млн. долл. на строительство только одного металлургического комплекса в Индии) Таким образом устанавливалось правило, что даже нейтралитет в мировом противостоянии будет вознаграждаться за счет Советского Союза!

Подобные повороты в международной политике определялись, конечно же, не только ошибками Хрущева и его чрезмерным миролюбием. Факты показывают, что он далеко не всегда бывал миролюбивым. Видать, направляли, подсказывали. Участником почти всех внешнеполитических акций был один из его ближайших соратников в данный период, Микоян. Вероятно, и другие лица в его окружении действовали. А оно было очень не простым, это окружение. Допустим, имеются сообщения, что зять Хрущева Аджубей участвовал в совещаниях зарубежных финансово-политических кругов по “новому мировому порядку”. Кстати, он был главным редактором “Известий”. Тоже ведь любопытная газета. Можно сказать, с определенными “традициями”. Основана Свердловым, потом ее возглавлял Бухарин… А когда в 1993 г. на Пасху произойдет ритуальное убийство трех монахов-новомученников в Оптинской пустыни, именно “Известия” запустят мерзость о версии убийства “на почве гомосексуализма” [121].

Но это будет еще не скоро. А пока внешнеполитические шаги, кроме ущерба России, давали Хрущеву весомый политический выигрыш. Он одолевал своих коллег по заговору. Молотов был против примирения с Югославией, против договора об Австрии – его вынудили каяться. Точно так же ослабли позиции Кагановича. А зарубежные средства масовой информации превозносили Никиту Сергеевича как мудрого и прогрессивного политика. В 1953 г., даже свергнув Берию, он еще не воспринимался как “вождь” и персональный лидер. Для советских людей, партийных работников он оставался “одним из многих”. Авторитет того же Молотова был гораздо выше. И как раз то обстоятельство, что Хрущев раз за разом представлял СССР на международной арене, что его “признали” Америка, Англия, Франция и др. обеспечили ему положение лидера внутри страны. Без его “признания” Западом был бы невозможен взрыв “политической мины” на ХХ съезде партии.