Шамиль

Шамиль покинул Ведено, где долгие годы находилась его резиденция, и перешел в Карату, к старшему сыну Кази–Магомеду. Круг его влияния все более сужался. Единственной надеждой был Гуниб. Сторонников, приверженцев Шамиля оставалось мало — лишь горстка мюридов и несколько наибов сопровождали имама. Но Шамиль не потерял самообладания и спокойствия. На шести лошадях в Гуниб вез он казну, где было серебра и золота на 25 тысяч рублей, еще на шесть тысяч — оружия, кинжалов, ружей, на сорока лошадях — домашнюю утварь, продовольствие. Самое драгоценное — специально отобранные по указанию имама книги из его личной библиотеки — разместили на семнадцати лошадях.

Рядом с Шамилем самые преданные люди, среди них и русские солдаты–перебежчики. Имам со своими спутниками делает остановку в Телетле. Никто из аульчан не выражает восторга по поводу его приезда. Войска противника уже в Чохе, в каких-нибудь 25 километрах от Гуниба. Обе стороны как бы состязались: кто первым достигнет этой горы.

По дороге обозы Шамиля с книгами и ценными вещами были разграблены.

Когда же Шамиль, потеряв все ценности, наконец добрался до Гуниба, его ждала одна–единственная радость — встреча с младшим сыном Мухаммедом–Шеффи,

Немедленно были начаты работы по укреплению горы и подступов к ней. Гора Гуниб представляла собой усеченный конус; верхнее плато занимало площадь почти в 100 квадратных километров. Посты, расположенные на самых опасных участках, не имели связи между собой: не хватало ни людей, ни лошадей. Понятно, что люди, решившие обороняться в таких условиях, должны были быть крепки, как скалы. Положение усугублялось еще и тем, что имам не получал сведений о состоянии дел в других районах Дагестана, не имел достаточного запаса продуктов питания и боеприпасов. Никто специально не готовил продуктов для защитников Гуниба.

«Я, например, — рассказывает зять Шамиля Абдурахман, — семь суток ел только землянику да пожаренные колосья пшеницы… я заболел холерой и едва не умер. Удивляюсь, откуда только брались у нас силы для таких, например, горячих схваток, как дело на ручье, протекающем через аул Гуниб…[66]"

Впрочем, 25–летняя борьба под. руководством Шамиля закалила людей.

На вершины скал мюриды натаскали целые холмы камней. Крепкий камень, брошенный сверху, словно пушечное ядро, ударившись о скалы, разлетается на сотни кусков, причиняя чувствительный урон противнику. На Гуниб вели несколько пешеходных троп — из Хиндаха, Ругуджи и с реки Кара–Койсу. По приказу имама все они были разрушены. Каменные завалы, стены и бойницы встали на проходах. Громадные кучи камня готовы были обрушиться на тех, кто осмелился бы пробраться по тропе наверх.

Кто защищал Гуниб? К сожалению, многих из них мы не знаем. Круг лиц, имена которых сохранились для потомков, очень узок. Это, прежде всего, сам Шамиль, две его жены — Шуанет и Зайдет, два сына — Кази–Магомед и Мухаммед–Шеффи, дочери — Нафисат, Патимат, Баху–Месе–ду, Сафият, Наджават, зятья имама — Абдурахман и Абдурахим, жена Кази–Магомеда — Каримат и жена Мухаммеда–Шефи Аминат, наибы Дибир Андийский, Дибир из Хунзаха, Нур–Магомед Согратлинский, Байсунгур Беноевский и два его сына. Наибы составляли штаб Шамиля, руководили оборонительными работами. До конца оставался верным имаму постоянный его вакиль чиркеевец Юнус. Как и 20 лет назад на горе Ахульго, он здесь, на Гунибе, будет вести переговоры с царскими генералами. И на этот раз он сделает все, чтобы никто не посягнул на честь и достоинство Шамиля. Отличится и жена Юнуса — татка Зайнаб. Она, как и жена имама, как и другие женщины, будет сражаться наравне с мюридами. По свидетельству зятя имама Абдурахмана, Зайнаб «надела на голову чалму и в таком виде ходила с обнаженной шашкой по улицам аула и возбуждала мужчин к бою. Раньше она прославилась тем же на Ахульго».

Из героинь Гуниба Абдурахман отмечает еще одну женщину, имя которой он не запомнил. «Она была родом из Чиркея, — говорит рассказчик, — ее муж Бецов (слепой) и оба сына были на завалах. Положение с минуты на минуту становилось все тревожнее, а она, как ни в чем не бывало, хлопотала у очага и варила хинкал, чтобы воинам было чем подкрепить свои силы, когда вернутся из кровавого боя. Муж ее пал, но оба сына действительно вернулись невредимыми, спаслись от плена почти чудом, они нашли поблизости пещеру и в ней скрывались до вечера, а вечером незаметно прокрались к своим»[67].

С Шамилем был и Мухаммед Гоцатлинский. Когда терзаемый сомнениями имам, идя на свидание с Барятинским, вдруг решил повернуть обратно, Мухаммед сказал: «Если ты и побежишь назад, то не спасешься. Лучше я убью сейчас Лазарева, и мы начнем с тобой последний газават».

С первого дня прибытия в Гуниб имам жил в доме Гаджи–Магомеда Кудатлинского, глухого. Гаджи–Магомед, беспредельно преданный Шамилю, день и ночь охранял своего вождя и погиб на его глазах. Перебежавшие в разное время к Шамилю русские солдаты тоже остались с имамом до конца.