Шампанское для аферистки

Еще во время своей работы в РУВД я понял, что восемьдесят процентов работников правоохранительных органов — это лентяи, мучимые единственным вопросом: где бы заработать денег. Как говорят гуманисты, не они такие, жизнь такая. К этим-то восьмидесяти процентам я, ни минуты не сомневаясь, причислял и следователя Зайцева. Так прытко он взялся за Аленкова по одной лишь причине — Аленков сам шел в руки. Я представляю, как он на месте происшествия рвал на себе волосы и кричал, что это он во всем виноват. Разумеется, что когда появились намеки, что это убийство, первый, кого примерили на роль убийцы, был Аленков. Ну а в дело соответственно вносились исключительно те факты, которые эту версию подтверждали.

Потому выводам Зайцева я доверял не очень-то, а, сделав себе копии заключения судебного медика, поехал за консультацией к независимому эксперту. К Наденьке, конечно. Дома у Аристовых трубку упорно не поднимали. Я ужаснулся: неужели на работе? Сегодня было воскресенье… Ну так и есть: детей бабушка с дедом забрали на дачу, а скучающая Надя не нашла лучшего развлечения, чем поехать на работу — подготовить заключение, которое обещала сделать к понедельнику. А работала Наденька в морге.

После школы она, как и рассчитывала, поступила в медицинский, точнее, в Военно-медицинскую академию. В ранней юности мечтала Надя стать хирургом, как ее отец, ну а потом переклинило что-то, пошла в судебную медицину. Сейчас она возглавляет целый отдел и носит погоны майора медицинской службы. В общем, моей любимой женщиной я имею все основания гордиться.

Наденька сидела, конечно, не в морге. Это мне, гражданскому, все здание ее службы чудится одним огромным прозекторским отсеком, а вообще у нее там довольно мило: отдельный чистенький кабинет и цветочки на подоконнике.

— Она отравилась не таблетками… — надев очки и минуты полторы просматривая заключение судмедэксперта, выдала Наденька.

— А чем?

Я отставил чашку с чаем и ждал, что Надя вот-вот скажет что-то очень важное, что позволит в два счета освободить Аленкова.

— Капсулами! — многозначительно, будто это невесть какая важная информация, закончила она и, забыв уже о ксерокопиях, потянулась к коробке с печеньем. Видя мое непонимание, Наденька все же продолжила: — В желудке и пищеводе медик нашел полурастворившийся желатин. Оболочки капсул делают из желатина. Странно, что следователь не сделал из этого выводы.

— Какие выводы? — Наденька — единственный человек в этом мире, перед которым я, не глупый в общем-то мужчина, чувствовал себя дураком. Но она же и единственная, перед кем я этого не стеснялся. — Ну не таблетки она приняла, а капсулы — какая разница?

— Разница в том, что фенобарбитал в капсулах не выпускают — только в таблетках.

— Хочешь сказать, что она отравилась не фенобарбиталом?

Надя закатила глаза:

— Хочу сказать, что она отравилась фенобарбиталом, но так как его выпускают только в таблетках, то твоя Аленкова перед самоубийством растолкла приблизительно восемь пачек фенобарбитала, пересыпала получившийся порошок в капсулы из-под другого лекарства, а все упаковки тщательно уничтожила.

Она замолчала и потянулась за очередным печеньицем. А я с умным видом кивал, боясь выглядеть в глазах Нади еще большим идиотом. Но, поняв, что до разгадки я сам так и не додумаюсь, все же спросил:

— А как ты думаешь, зачем ей такие сложности?

— Ей-то незачем, но если допустить, что это было все же убийство и кому-то понадобилось выставить его самоубийством…

Дальше я уже и сам сообразил: убийце не нужно было дожидаться, когда Аленкова примет фенобарбитал, а потом забирать упаковки. Он заранее — за неделю, может, даже за месяц или два принес в квартиру капсулу с порошком фенобарбитала и подбросил ее во флакон с какими-нибудь другими капсулами — вполне безобидными. А дальше ему оставалось только ждать, что рано или поздно она ее примет!

— Надюша, ты гений! — искренне сказал я, целуя мою любимую женщину в висок.

Оставалось главное — понять, как вновь поступившая информация может помочь моему подзащитному. И тут же я понял, что никак. Аленкову как никому другому удобно было подбросить капсулу с фенобарбиталом, потому как отношения с женой он поддерживал и время от времени в ее квартире бывал. Разве что теперь не имело смысла, был ли он в Петербурге двадцать восьмого августа или не был. На этом я и попытаюсь сыграть, чтобы освободить Гришу хотя бы под подписку о невыезде.

И все-таки зачем Аленков приезжал двадцать восьмого в город? Почему не хочет об этом говорить начистоту даже со мной? Почему так упорно твердит, что виноват в смерти жены? А может, и правда виноват?.. Допустим, Аленкова позвонила ему двадцать восьмого, наговорила гадостей — женщины умеют одной фразой настроение портить. Он взбесился, поехал в Питер, основательно с женой поскандалил, после чего вернулся на свои раскопки, а она наглоталась таблеток…