Я понял, что гадать бесполезно — нужно собрать побольше информации об отношениях четы Аленковых, а помочь мне в этом могли только приближенные к их семье. В подругах Дарьи, по моим данным, числилась лишь Захарова. В надежде, что свидетельница уже вернулась, я поехал на Васильевский остров, где та жила.
Дверь в квартиру Захаровой меня озадачила. Много таких дверей я повидал за время службы в РУВД: держалась она на одной петле, вторая вместе с куском ДСП торчала наружу. С другой стороны крепилась к косяку — тоже вывороченному, но грубо прибитому двумя гвоздями. Квартирку вскрыли, и, похоже, совсем недавно.
Двух парней, куривших у окна между лестничными пролетами, я заметил не сразу и пару секунд их рассматривал. Те в свою очередь смотрели на меня. Это были не бесприютные бомжи: оба замерли и даже, по-моему, не дышали, но стоило мне сделать одно неверное движение, как они оказались бы радом.
Я еще раз скользнул взглядом по двери Захаровой и — вдавил звонок ее соседей.
— Кто там? — настороженно спросил женский голос.
— Полиция! — нагло соврал я и невзначай продемонстрировал парням корочки адвокатского удостоверения, благо, если не приглядываться, они очень похожи на полицейские.
Дверь приоткрылась на длину дверной цепочки, пара огромных глаз за увеличительными стеклами очков внимательно читала надписи в удостоверении, а я оглянулся назад. Только уже не растерянно, а оценивающе, примерно так рассматривал свой контингент Лихачев и его коллеги. Парни так и сверлили меня взглядом, но не двигались.
Дверь захлопнулась и тут же отворилась полностью.
— Заходите, — хозяйка, худенькая старушка, с ненавистью глянула на тех же парней и захлопнула дверь за моей спиной. Потом торопливо повернула все замки, плотно притворила и внутреннюю дверь. Деловито подтолкнула меню в сторону кухни — снова закрыла дверь. Села на табурет и потом только прояснила ситуацию:
— Так ты, сынок, адвокатом, значит, будешь? К Захаровым?
— Да… Их, я понимаю, дома нет?
— Лиля уехала, куда — не знаю, не спрашивай! Тамара Васильевна тоже у подруги живет, но каждый день квартиру навещает…
— Сегодня она уже была? — осторожно спросил я.
Старушка внимательно на меня посмотрела:
— А тебе, сынок, она зачем?
— Мне вообще-то с Лилей поговорить нужно. У нее недавно подруга погибла… А что тут случилось?
— Так ты не знаешь, — недоверчиво оглядела меня старушка, как будто прикидывая, имею ли я отношение к тем двум, на лестнице. — Ну слушай. Меня, сынок, Антонина Николаевна Нестерова зовут. В конце августа это случилось, в пятницу. Уже под утро слышу — звонят к Тамаре Васильевне. Долго звонили. Потом стучать начали. Потом ругаться на всю парадную. Потом слышу: треск — дверь ломают… Я в полицию-то, конечно, уже позвонила, а они все не едут и не едут! В квартиру к Тамаре Васильевне ворвались, разговаривали о чем-то негромко, потом ушли. Полиция только через час приехала, а Лилечка — сама заплаканная, растрепанная — выбежала в парадную: «Уезжайте, — говорит, — сами разберемся». Долго они препирались, потом уехали.
— А кто в дверь ломился? Эти же? — я кивнул в сторону лестничной площадки.
— Они, ироды, они…
— Антонина Николаевна, а Тамара Васильевна не говорила вам, чего от них хотели?
— К Лиле, сынок, приходили. А Тамара Васильевна сама у Лилечки допытаться не смогла.
— А куда Лиля уехала, Антонина Николаевна, вы не знаете?
— Не знаю, сынок. Да и зачем мне это — и Лиле так спокойнее, и мне.
История, конечно, занятная, только на что она мне? Местонахождение Захаровой я по-прежнему не знаю. Остается только надеяться, что она позвонит сама.
Я поблагодарил хозяйку, оставил визитку и взял обещание перезвонить, если Захаровы появятся:
— Да погоди ты, сынок! — старушка костлявой, но крепкой рукой усадила меня обратно. — На следующий день рано утром приехала к Лиле подруга ее… та, что отравилась потом. Чуть позже мужичонка приехал. В очках, худущий такой. Как же его она называла? Дай бог памяти…
— Гриша? — еле слышно спросил я.
— Гриша, Гриша! — подтвердила хозяйка. — Весь день почти сидели они там втроем. Под вечер только уехали.
Заглянув в календарь, я убедился, что пятница в конце августа приходилась как раз на двадцать седьмое число.
Лиля Захарова казалась мне все более интересной штучкой. Парни-то на лестнице явно бандитской наружности, а у нее с ними дела. Конфиденциальные. Полиции не касающиеся. И следователю дамочка наврала: на дачу она собралась ехать не из-за каких-то переживаний Аленковой, а исключительно спасая свою шкурку. Вот и сейчас она спряталась, а я отчего-то был уверен, что так просто ее не найду, но нужна она мне была еще больше. Лиля могла подтвердить алиби Аленкова, рассказать, что приезжал двадцать восьмого Гриша именно к ней и что уехал он вовсе не с женой. Я даже понял, почему Гриша обо всем этом молчит как партизан: парни эти наверняка запретили Захаровой в полицию обращаться.
А в «Крестах», куда я сразу же поехал прояснить ситуацию, меня ждал сюрприз…