Шампанское для аферистки

— Вы знали, куда уехала Яна и с кем?

— Не знал… Я тогда не отнесся к ее заявлению серьезно, думал через день-два вернется домой. Знал бы, что в последний раз ее вижу, силком бы домой притащил, ни на шаг от себя не отпускал. А всех этих ее якобы друзей на месте бы перестрелял, ей-богу!

При последних словах Раевский резко сорвался с места под предлогом принести еще кофе, но Катя поняла, что он не хотел показать своего взвинченное до крайности состояние. Когда снова вернулся в комнату, начал расспрашивать подробности смерти дочери. Сама того не желая, Катя рассказала старому сыщику и об участии Яны в ограблении Фарафоновых, и о ее жизни в Петербурге, и о ее муже профессоре Аленкове. Только о версии причастности Аленкова к убийству умолчала: Раевскому уже нечего терять в этой жизни, зато табельное оружие всегда при нем, а до Питера ехать не так далеко…

Раевский же после ее рассказа как будто стал чуточку мягче. Даже разговорился:

— Я знаю, почему Яна ни разу ко мне не приехала и не позвонила, только деньги эти проклятые слала… Она думала, что я ее возненавидел после истории с судом. Но ее я никогда не осуждал. Сначала винил во всем… — Раевский осекся и снова бросил на Катю тот опасливо-недоверчивый взгляд, — ее друзей, а потом понял, что это я сам сделал ее такой. Если бы не моя проклятая работа, если бы я чаще бывал дома, больше внимания ей уделял, глядишь, и жена бы не так пила, и Янку бы не упустил.

Очень осторожно и мягко Катя снова вернула беседу к теме, которая ее интересовала:

— Вы сказали, Яна присылала вам деньги?

— Да, — неохотно отозвался Раевский, — деньги ее я не брал, но извещения приносили исправно. Вам, наверное, эти бумажки нужнее будут…

Раевский поднялся и, поискав в серванте, положил перед Катериной целый ворох почтовых бланков, перетянутых аптечной резинкой. Астафьева забирать их не спешила — нужно было официально оформлять выемку с участием понятых, а пока она лишь мельком отметила, что деньги Яна высылала нерегулярно: то каждый месяц, то раз в полгода. Последний перевод пришел в июле этого года, правда, сумма была совсем небольшая.

Закончив, Катя не сразу решилась отвлечь Раевского от его занятия: сухими, но полными боли глазами он смотрел на принесенную Катей фотографию, где две девушки девятнадцати лет улыбаясь и светясь от счастья, смотрели в объектив. Одна из них через несколько месяцев утонет в реке, другая остаток жизни проведет под чужим именем и будет отравлена в собственной постели.

Выходные насмарку. С московской подругой Кате встретиться так и не удалось, и та, кажется, обиделась:

— Работа, работа… Ты так, Катька, всех друзей порастеряешь! Ладно, позванивай.

С мамой, которой Катя еще две недели назад обещала пройтись по магазинам и выбрать обои для ремонта, удалось увидеться лишь мельком, хотя именно сейчас, после разговора с Раевским, захотелось побыть с ней подольше.

Катерина, созвонившись предварительно с дознавателем, который пять лет назад вел дело Яны Раевской, ехала теперь в УВД. Никого не смущало, что сегодня было воскресенье, вторая половина дня. Большая часть сотрудников были на местах. Астафьева и сама замечала, что по выходным в конторе становилось на редкость уютно. Численность народа сокращалась в разы, никто не носился по коридорам, изображая бурную деятельность, не донимали граждане со своими заявлениями и просьбами, не трезвонили ежеминутно телефоны, не торопило начальство по поводу срочных, неотложных дел…

Кабинет начальника УВД Сорокина был не в пример Катиному просторным. Огромные столы, удобные мягкие стулья — не то что у нее колченогие; и кресло — просто королевский трон. Обстановку портил разве что убогий фикус на полке с литературой. Если бедное растение и поливали когда-нибудь, то только остатками чая.

Владелец кабинета громогласно разговаривал по телефону. Катя, усаженная напротив, пила маленькими глотками горячий ароматный кофе и, невольно подслушивая реплики Сорокина, решила почему-то, что он вполне неплохой парень.

— Ну, предлагаю не выкать. Андрей, — представился он, отключая телефон и переводя на Катю веселый взгляд ярко-синих глаз. Под этим взглядом оставаться погруженной в мрачные мысли было просто невозможно.

— Катя, — улыбнулась Астафьева и сразу перешла к сути: — я понимаю, мне лучше в архиве суда поискать, но личные впечатления от дела мне важнее.

— Дело Раевской я помню, — поспешил заверить ее Андрей. — Это было одно из самых первых моих дел и самая первая неудача. Адвокат был сильный — наголову разбил государственное обвинение. Девчонке дали условный срок и освободили в зале суда…