Мы выехали из города. Серое небо внезапно распалось на рваные облака, и в пролёты между ними стало выглядывать слабое зимнее солнце. Но этого оказалось достаточно, чтобы поднять настроение: снег заблестел вокруг, и в салоне сделалось веселее и уютнее. До посёлка оставалось минут тридцать езды, и я рассчитывал ещё многое узнать у нашей клиентки до того, как мы окажемся в посёлке.
– Скажите, пожалуйста, – спросил Юрий Дьвович, – вы делились с сыном своими мыслями по поводу смерти вашей сестры?
– Конечно, а как же.
– И что он? Разделяет ваши сомнения?
– А почему вы этим интересуетесь? – спохватилась она, с опозданием заметив, что мы давно уже говорим только об Александре и более ни о ком.
Надо было её успокоить. Я рассчитывал на шефа, у него это получилось бы лучше, и он оправдал мои ожидания.
– Я должен вам признаться, как нашему клиенту, что у нас на данный момент нет ни одной обоснованной версии преступления. Как вы понимаете, за прошедшую ночь ей неоткуда было взяться, – пошутил он. – Поэтому нас интересуют не только все без исключения люди, которых мы сегодня видели у нотариуса, но и мнения этих людей о случившемся. И ваш сын, разумеется, в том числе.
После этого, модулируя игривые интонации в голосе, Юрий Львович переключил внимание клиентки на нового персонажа:
– Кстати, мы рассчитывали увидеть сегодня дружка Юлии. Вы не знаете, почему его не было у нотариуса? Он уже не дружок?
– Виталий? Он, кажется, простудился. И к нотариусу его всё равно бы не пустили, – сказала успокоившаяся баба Катя и замолчала.
Движение на трассе было свободным. Я вёл машину без напряжения и успевал смотреть по сторонам на проносящиеся за окном снежные поля и тянущиеся вдоль дороги ряды заиндевевших деревьев. Приятно было наблюдать, как из труб домов редких деревень, встречающихся на пути, лениво поднимался густой белый дым, затем редел, превращался в белёсые бесформенные обрывки и на высоте окончательно исчезал, как будто его и не было вовсе.
Мы с шефом ждали. Я надеялся, что баба Катя сама продолжит разговор без наводящих вопросов, и размышлял над тем, что только что услышал из её уст: тасовал факты, сопоставлял даты событий и возраст Александра и госпожи Ревун.
В голове моей складывалась странная картина взаимоотношений тёти и племянника. Она была построена на череде совпадений и могла разрушиться в один миг после ответа на простой вопрос, задать который я собирался позже в коттедже. Я радовался, что сумел разглядеть почти нереальную связь, удивлялся, как такое может быть, и тут же огорчался, потому что не находил в воображаемом мною сценарии места для убийства. И угроза в адрес господина Ветрова не давала мне покоя.
Неожиданно долгожданный голос нашей старушки нарушил неприлично затянувшееся коллективное молчание.
– Сыну про лифчик я не рассказывала, – сказала она, отвечая на последний вопрос шефа, который я, честно говоря, успел забыть. – Незачем ему это знать. А про книгу рассказала. Он удивился. Предложил даже съездить к тётке, поискать Моэма. Наверное, подумал, что я фантазирую. Я его отговорила.
– Это он вам посоветовал обратиться в полицию? – спросил я, заранее зная ответ.
– Нет, я сама так решила. Он не хотел, чтобы я волновалась. До сегодняшнего заявления Юрия Львовича он не верил в убийство Светланы.
Вот так легко объяснилась реакция Александра на сообщение об убийстве его тётки, если, конечно, эта реакция не была намеренной демонстрацией.
Вспомнив об угрозе, прозвучавшей в тамбуре, я решил перейти к разговору о господине Ветрове.
– Скажите, пожалуйста… Не буду этого скрывать, поведение Ветрова у нотариуса нам не понравилось. Я могу понять его отношение к вашей сестре, например. Но мне показалось, что он прямо человеконенавистник какой-то.
– Ненависти у него нет никакой, да и не было. Просто, сколько помню его, он всегда был каким-то дёрганым, неуравновешенным.
– Может быть, ему всю жизнь жали ботинки? – пошутил я.
Баба Катя усмехнулась.
– Может быть… Как ни соберёмся все вместе, на день рождения или на праздник, так он будто не в своей тарелке. Тяготился он нашими семейными компаниями – вот что.
– А к вашей семье как он относился? К вашему сыну, – осторожно добавил я.
– Никак не относился. Сашку вообще сторонился всю дорогу. Тот ему тем же отвечал. Знаете, как у мужчин бывает… какое-то невидимое соперничество. Или, может быть, неприязнь… сразу же – с первого дня знакомства.
– Как вы думаете, он любит свою жену? – спросил шеф.
Я видел, как баба Катя повернула в сторону Юрия Львовича голову. Вопрос её озадачил. Впрочем, меня тоже, но я знал, что шеф не задаёт праздных вопросов во время расследования.
– Игорь? А это вам зачем? – удивилась она и тут же исправилась: – Хотя вам виднее… Любит, я думаю. Он очень трепетно относится к своей семье. А почему вы ничего не спрашиваете о разделе наследства? – спохватилась она. – Я же прекрасно понимаю, что вам это очень интересно узнать.