Шампанское по воскресеньям

– Нет, звонок его не устроит. Он безумно боится огласки. Ему непременно надо выяснить, что такое Ветров собрался нам сообщить. И видеть при этом его лицо, а ещё лучше – держать его за грудки, если понадобится. Допустить осечки он не может, – объяснил шеф, закрыл глаза и вновь задремал.

Тот, кого мы ждали, появился в пятнадцать минут третьего. Я бы понял, что это он, даже если бы не прищуривался, – настолько стремительно и мощно двигался Александр, чуть наклонив голову вперёд, будто шёл на таран. Этот человек хорошо знал, куда идёт, зачем и что будет делать в конце своего пути. Он так и проскочил бы между нами со склонённой головой, не заметив нас. Его надо было немедленно остановить на дальних подступах, его нельзя было подпускать близко: связываться с победителем соревнований по гиревому спорту мне совсем не хотелось.

– Юрий Львович! – вставая, громко сказал я и замахал Александру рукой, как будто, находясь в толпе, хотел привлечь к себе его внимание: – Александр Сергеевич, мы вас ждём!

Александр в растерянности остановился метрах в десяти от нас. Но недоумение его длилось недолго. Затем лицо Александра стало страшным – он пришёл в ярость.

– Александр Сергеевич, прошу вас, только спокойно, никаких необдуманных движений. Стойте там, где стоите. Иначе я вынужден буду остановить вас с помощью пистолета.

Я демонстративно достал Беретту.

– Он у меня травматический, но двигаться после его применения вы не сможете. Я раздроблю вам коленную чашечку.

Я уже давно обратил внимание, что угрозы с конкретным пояснением, какую именно травму вы собираетесь нанести, действуют гораздо эффективнее, чем неопределённое обещание «я буду стрелять» или «я буду вынужден применить силу». Когда человек слышит упоминание конкретной части своего тела в контексте угрозы, его мысли мгновенно и бессознательно концентрируются на этой самой части. Это отвлекает его внимание (пусть ненадолго, пусть на доли секунды, но и этого в критических ситуациях бывает достаточно) и довольно часто приводит человека в чувство просто потому, что психически нормальный человек любит себя и своё тело. Неизвестно, например, как бы повёл себя Виталик, если бы я не пообещал сломать ему нос.

Юрий Львович поднялся со стула.

– Александр Сергеевич, уверяю вас, что ничего страшного, если не считать убийства госпожи Ревун, не произошло. Мы лишь собираемся поговорить с вами. После этого вы отправитесь по своим делам.

«С чего это шеф так уверен в исходе нашего разговора? – удивился я. – Может быть, в ближайший час мы завершим расследование, страшно огорчив заказчицу наших услуг».

Александр метал в нас убийственные взгляды. Мы с шефом внимательно смотрели на него, выжидая, когда уляжется первая штормовая волна эмоций. Мне предстояло организовать безопасное перемещение в аудиторию. В какой-то момент я решил, что можно начинать, и обратился к замершему посередине коридора под прицелом моего пистолета Александру:

– Видите вот эту дверь? Она ведёт в класс, в нём никого нет. Сейчас туда пройдёт Юрий Львович. Потом, когда я вам скажу, только по моей команде, в класс пройдёте вы и сядете там, где я скажу. А за вами пройду я. И никак иначе, окей?

Александр смотрел на меня исподлобья и молчал. Он тяжело дышал. Было видно, что он очень торопился к Ветрову, боялся, что мы можем его опередить. Его чуть скошенный, раздвоенный ложбинкой подбородок неестественно выдвинулся вперёд, челюсть от этого казалась массивной, лицо излучало неприкрытую агрессию.

Шеф зашёл в аудиторию, оставив дверь открытой настежь.

– Юрий Львович, сядьте, пожалуйста, в дальний угол у окна, – предупредил я его вдогонку. – Когда сядете – дайте знать.

Я не спускал с Александра глаз: человек в таком состоянии бог знает, на что способен, надо было быть предельно осторожным.

– Я готов, – крикнул шеф.

– Теперь вы, – кивнул я Александру и отошёл от двери на безопасное расстояние.

Александр тяжело двинулся в аудиторию. Он действительно был похож на медведя. Когда он оказался в проёме двери, я скомандовал ему в спину:

– Идите прямо вдоль доски до окна и садитесь на стул в углу.

После того как Александр сел, я зашёл в класс, закрыл за собой дверь и разместился у входа. Затем положил Беретту на стол и с облегчением вздохнул, всё-таки напряжение последних минут было нешуточное. В это же время Юрий Львович открыл портфель и, вероятно, включил диктофон.

С момента нашей встречи Александр не проронил ни слова. Он смотрел прямо перед собой застывшим взглядом, тяжёлые веки наполовину закрывали его глаза, отчего лицо было не только агрессивным, но и предельно мрачным. «С чего начнёт Юрий Львович?» – гадал я, поглядывая на шефа и ни на секунду не выпуская из поля зрения Александра.

– Александр Сергеевич, час назад в этой аудитории мы беседовали с господином Ветровым, – без вступительных слов начал шеф. – Могу вам сообщить – это вам будет интересно узнать, – что Ветров ничего не знает об убийстве Светланы Леонидовны Ревун и вас в этом не обвинял.

Александр повернул голову в сторону шефа и Юрий Львович подтвердил им же сказанное: