Шампанское по воскресеньям

– Я уже беседовал со следователями. Ничего нового рассказать не смогу, – сказал он, намереваясь закрыть дверь.

– То были следователи. И они до сих пор ничего не выяснили, – поспешил возразить я. – Теперь приходится заниматься нам и опрашивать всех заново, работа такая.

Наступила пауза. Я чувствовал, что он колеблется. Что, если он сейчас скажет, что занят и попросту закроет дверь? Такое было возможно. Я понял, что ни в коем случае нельзя молчать, надо что-то говорить.

– Это не займёт много времени, всего несколько простых вопросов и только.

– Они у вас у всех простые, – угрюмо отозвался Василий.

– Тем более все вопросы и ответы на них вы, должно быть, знаете наперёд, – пытаясь шутить, не отступал я.

– Щеколду с внутренней стороны откинь, – перейдя на «ты», подсказал он и исчез в доме, оставив дверь приоткрытой.

Похвалив себя за настойчивость, я просунул руку меж прутьев забора, открыл калитку и направился к дому Василия.

Только я закрыл за собой дверь в дом, как из глубины комнаты раздался хриплый голос:

– Ноги вытирай!

«В точности как Юрий Львович», – подумал я, вытер ноги о половик у входа, включил диктофон в кармане куртки и быстро осмотрелся: надо было пользоваться моментом, пока меня не видел хозяин.

Из маленькой квадратной прихожей прямо вела открытая дверь в комнату, а справа закрытая дверь – по-видимому, в кухню. Слева от входа пространство прихожей занимали вешалка и комод с овальным зеркалом над ним. Около комода на полу стояли валенки и приличные с виду полуботинки. Я взглянул на вешалку. Посередине, спиной к прихожей, на плечиках висело пальто, а слева и справа от него на крючках – куртка с капюшоном и ватник.

– Что ты там закопался? – спросил Василий в тот момент, когда я, замерев, боролся с неожиданно появившимся искушением проверить содержимое карманов пальто.

– Хотел раздеться, передумал, ненадолго же, – объяснил я, входя в комнату и снимая шерстяную шапочку.

Комната от двери уходила вправо. Василий, сидя на корточках, возился с печкой. Закончив ворошить дрова, положил кочергу на металлический лист на полу, закрыл заслонку и сел на стул у окна. Я расположился на табуретке у противоположной стены рядом с дверью и расстегнул куртку, помня, что не следует сильно её распахивать.

– Зачем топить печь, если отопление есть? – спросил я, кивнув на батарею за спиной Василия.

В сложных ситуациях начинать разговор ни о чём я научился у Юрия Львовича.

– Они еле тёплые, – ответил Василий.

– Вы давно тут сторожем?

Он пристально посмотрел на меня.

– Два года… Так что интересует? – грубовато спросил он, напоминая, что впустил меня к себе не в связи с отоплением его дома или со стажем работы сторожем.

Должен сказать, что у меня не было никакого плана разговора. Я обдумывал его по дороге в посёлок, но он так и не сложился. И сейчас, глядя на Василия, я понял, что Юрий Львович был прав: узнать что-либо для нас интересное об этом человеке, задавая безобидные вопросы и ежесекундно боясь спугнуть его обоснованным подозрением, казалось невыполнимой задачей. Я с сожалением подумал, что по возвращении в офис придётся доложить шефу, что Василий – симпатичный шатен, что у него богатая шевелюра и высокий лоб и что он любит топить печь. И что бензин и время были потрачены зря.

Сожаления сожалениями, а деваться некуда, надо было задавать вопросы.

– Не буду оригинальным, – с трудом начал я разговор, сопротивляясь самому себе. – В ночь убийства госпожи Ревун и Григория Лескова вы не слышали и не видели ничего подозрительного?

– Нет. Спал вот на этой кровати, – ответил он и махнул рукой в сторону тахты, стоящей у стены напротив устья печки.

О своём походе к любовнице он твёрдо решил не упоминать, это было ясно. Поэтому и обратился с просьбой к сторожам. «Наверное, до него дошло, что придуманное им алиби – вовсе не алиби, а лишь дополнительный повод для подозрений», – подумал я.

– Никто не знает, как была убита Ревун, – начал я с утверждения. – Но вот Лескова, прежде чем убить, сильно избили, – продолжил я, глядя в тёмные немигающие глаза Василия. – Вне всяких сомнений в его доме была драка. Вы и этого не слышали?

– Следователи уже проверяли.

– Что проверяли? – не понял я.

– Проверяли, мог ли я что-нибудь слышать.

– Каким образом?

– Один остался здесь, а второй пошёл в Гришкин дом и орал там во всю глотку.

– И ничего не было слышно?

– Ничего. Хотя следователь прислушивался, как заяц к лаю гончих, а я в отличие от него спал мертвецким сном.

– Понятно.

Василий отвечал легко и непринуждённо, даже вроде бы выставляя напоказ эту свою лёгкость, как часто, не осознавая этого, делают люди, не чувствующие за собой вины. Но я видел, что при этом он оставался внимательным, если не напряжённым.

Он не мог достоверно знать, стало ли посланное им сообщение с телефона Ревун известно кому-либо кроме Лескова. Вероятнее всего, он также не знал, что телефон найден у Александра: следователям ни к чему было ему об этом рассказывать. Поэтому я решил поговорить с ним о телефоне и понаблюдать за его реакцией.

– Пропал телефон госпожи Ревун, его не могут найти, – сказал я.