Шандарахнутое пианино

Кловис добрался до кормы и начислил себе на сон грядущий: одиннадцать пальцев ржаного в кружке для корнеплодной шипучки, — и удалился в туалет произвести быстрый залп; чарующее устройство: машина уничтожала экскременты пламенем. Кловис стоял в ныне тугодумственном одиннадцатипальцевом изумленье, пока солдатики принимали приговор огня. Словно жареные зефиринки, держащиеся за руки, они становились простыми тенями и исчезали.

За миг до того, как он уснул в удобной двуспальной постели, ему начало взгрущаться. К. Дж. Кловис имел полное право верить, как и верил, что никакой радости нет в том, чтобы иметь очертания кукурузного амбара под брезентом и иметь лишь одну ногу. От устройства его уже тошнило. Он выглянул в высокое слоистое окно на Стрельца в близком ночном небе, чувствуя тупую боль слезных протоков у себя под глазными яблоками; и подумал, скоро настанет…

Рано поутру под окном у Болэна вообще никто не движется. Вдоль всей обочины углами выстроились машины, пикапы и бортовые грузовики. Улица пыльна перед скатанными маркизами, обыкновенными лавками в краю, где «Монтгомери Уорд»^{53} торгует пастушьими седлами. Башня абсарок^{54} на южном конце Главной улицы; к востоку от городка рыба из беленых камней украшает табачного цвета горный склон, ее спинной плавник преувеличен там, где дети со своими камнями заходили слишком далеко.

В этот самый миг Болэну следовало бы видеть Энн. Неужто он боится ареста?

Какое-то время назад, когда Болэн и Энн только повстречались и так заинтересовались друг другом, Энн отправилась в Испанию с неким Джорджем Расселлом, молодым компаньоном ее отца. В Энн-Арборе у нее развилась реакция на бесплодную группу богемных игроков в бридж, что ошивались в Союзе^{55} и с кем она, как художник, проводила время. Джордж, кто хотя бы казался решительным, каковым ее новый друг Болэн не был, убедил ее совершить это путешествие. В отличие от игроков в бридж, думала она, Джордж такой тип, кто способен принимать и передавать силу, большую силу «Дж. М.»^{56}. Тем не менее ее общественные представленья были таковы, что она оказалась способна, невзирая на свою увлеченность Болэном, провести пробный прогон для своего европейского путешествия с Джорджем в детройтской гостинице. В том, что касалось Энн, он оказался едва приемлем. Финансовая сметка Джорджа не соответствовала его спаленным уменьям. Он казался зловеще неподходящ.

Скобочно: именно расстройство Болэна подтолкнуло его к первому мотоциклетному путешествию через всю страну. Ее отъезд вызвал в нем такое безрассудство, что он перенапряг мотоцикл и порвал цепь передней передачи под Монро, Мичиган (домом Джорджа Армстронга Кастера^{57}, кто отправился на Запад^{58}), на скорости семьдесят миль в час; и оба колеса замкнуло. Он попал в долгую ленивую последовательность косинусоид, прежде чем совершенно предался земле во взрыве грязи и асфальта, вслед за коим забили три изящных фонтана гравия; последний омрачил черты падшего мотоциклиста лишь на единое мгновенье того года. Не последовало никаких серьезных травм; лишь множество унизительных дорожных ссадин. Девять дней спустя он во весь опор уже мчался к Побережью.

Раздумья об Энн упорядочивали старанья Болэна; любое прозрение, получавшееся из нынешней свободы его состояния, сколь безответственной бы свобода эта ни казалась, в итоге счастливо отольется их матримониальными радостями. Он расскажет ей обо всех своих чумовых деньках. Он ей расскажет о своем мотоцикле в горах, о голубом глянце гололеда в Юте, когда он спускался по западному склону гор Юинта к прекрасным бесснежным городкам, багровым от холода; о том, как ел сэндвичи с кровянкой три дня, пока стоял лагерем в пустыне Эскаланте и на плато Водолея. Почти ни словом не упомянет красотку, которую то и дело кобелировал у входа в свою нейлоново-поливиниловую экспедиционную палатку «Эдди Бауэр»^{59}, чей международный сигнальный цвет жженого апельсина привлек внимание охотника на крупную дичь в лесу; охотник этот наблюдал такую наплевательскую ебаторию в свои «лейц-триновиды»^{60} 8×32. Та же девушка, что купила ему «Сиреневый бриллиантин Флойда Коллинза», чтобы волосы его на мотоцикле оставались на месте, показала ему кой-какое Американское Пространство под Элко, Невада, в кустах у железнодорожной ветки. Ей нравилось, когда он говорил ей, что он дурак стопроцентной выдержки, который родился стоя и пререкаясь. То была прелестная осень — соколы спрыгивали с заборных столбов, словно маленькие самоубийцы, но лишь улетали прочь; осень гоночных шин «Данлоп К70», окружавших хромированные спицы, рисовавшие в ночи блистающие звездные пейзажи. «Мне только авто подавай, — говорила она. — А с таким и радио не включишь».

Увидеть сейчас Энн, ну, неважно. Я без средств. Хочу унижаться почтовыми переводами. Поцелуй меня. Я не из твоих никудышников.