Шандарахнутое пианино

— Публика, — медоточиво произнес комментатор, — хочу поговорить с вами о жыстокси к жывотным. Через минуту-другую сюда к нам выйдут мустанги. И как некоторым из вас, люди-добры, уже известно, опрыдленные группы доброхотов с особыми антиресами утвержають, что у нас в этом смыссе жыстоксь. А я хочу, добры-люди, чтоб вы на это глядели во как: если б вы не смотрели сегодня на этих мустангов, вы б бедолаг лизали на какой-нить почтовой марке. — Сильно, сильно далеко от трибун и лож комментатор в надежде воздел руки для тех, кому видно.

И объявил шесть следующих наездников в программке.

Первым был Чико Хорват из Прея, Монтана.

— Испытаем лошадку, ковбой! Призовые деньжаты ждут тебя! — Чико сбросился сразу и скверно, а величественный ковбойский выход его был испорчен легким изгибом от талии вперед, что указывало на повреждение желудка. Выбежал клоун и свалился наземь, впрыгнул в бочку и выпрыгнул из нее, то и дело позволяя штанам своим спасть. Последовали две хорошие ездки, в порядке появления — Дона Диммока из Бейкера, Орегон, на лошади по имени Восход Апачей, и Чака Экстра из Кейси, Вайоминг, на Ночной Кошмаре. Четвертого ездока, Карла Тиффина из Ty-Дот, Монтана, растоптал полуморган по имени Препарат Ха. Пятый всадник вычеркнулся.

— Наш наездник Номер Шесть, — заговорил комментатор, — новичок, причем — необычный. Наш ковбой — Ник Болэн из Гонконга, Китай. Ранние годы свои Ник провел в борьбе с коммунизьмом. Давайте же на него теперь посмотрим. Ссе он выбрал зловредного старину чалого, многим из вас известного не понаслышке. Давайте посмотрим — Ник Болэн из Гонконга, Китай, на Неотложке!

— Объездчик-китаец, — воскликнул Бренн Камбл. — Черномазых и краснокожих я видал, но тут уж совсем ни в какие ворота. — Фицджералды с реанимированным интересом кинулись выдирать друг у друга бинокль. Лично она, Ля Фицджералд, укрепила их ужаснейшие сомнения.

— Это он, — выдохнула она. Энн вздела телеобъектив к арене, рука ее в поту на черном стволе с накаткой.

Ошалев от ужаса, Болэн стоял на помосте рядом с загоном для мустангов Номер Шесть, глядя на Неотложку немного свысока. Прямо на лошадь смотреть он не мог. Уши Неотложки были прижаты к норовистому черепу в форме банджо, а копыта Неотложки выстрелами звенели по древесине. Мужчина в полосатой рубашке рефери — ложно предполагая, что здесь мы имеем дело со спортом, — подбежал к Болэну.

— Черт возьми, ковбой! А ну-ка на борт! — Болэну искусно удалось не замарать нижнего белья. Он опустил взгляд на перчатки. Двигался он будто под водой. Джим Дейл насмолил ему перчатки, и они были липки, как пчелиный воск. Поглядев затем на Неотложку, он задался вопросом, кому из них суждено окончить дни свои клеем. Теперь уже на него орали все. Пора. Перетянутая мышца ляжек Неотложки неожиданно дергалась при движеньи копыт, незримо щелкавших по древесине под ними.

Он залез. Дружественные руки сзади натянули ему потуже шляпу, чтоб не потерял. Болэн попытался удержать ноги на свободе необычайными позами йогов — после чего уронил их в стремена и приготовился получать люлей. Как Болин ему показал, Болэн обернул себе брыкающейся веревкой оперчатанную и просмоленную руку ладонью вверх. Когда веревка обернулась вокруг пятки большого пальца, он сжал ладонь и втихаря мумифицировался. Затем вздел левую руку в воздух, где судья мог бы видеть, что она свободна и не обременена.

Радость Болэна — теперь его наполнявшая — была постоянна и ширилась; и освещала лица ковбоев, сидевших вокруг на оградах, улыбаясь тому, чья очередь сейчас подошла, чья собственная рубашка миллиона цветов раздувалась и мягко трепетала на ветерке, чей собственный сладкий авантюрный задок без обмана покоился на четырехсотдолларовом седле Ассоциации, приобретя билет в один конец к тысяче фунтов норова сомнительной родословной. Все вопросы его истории и честолюбия потеряли законную силу. Кто б ни натянул шляпу ему на уши, знал это наверняка. Болэн залез.

Он кивнул и сказал то, что говорили другие:

— Давайте испробуем лошадку. — И кто-то у него за спиной протянул руку и дернул пристругу. Калитка распахнулась, и ковбой из Гонконга, перепутав лязг клоунского комического ботала с собственными гремучими тестикулами, задался вопросом, как, после двух жутких стремительных взбрыков, ему не только удалось остаться на борту, но и — пока лошадь парила вперед на передних ногах так, что он опасался вылететь задом вверх через голову, — совершил магическое касанье шпорами плеча, левая рука все так же в поднебесье, а правая заведена назад куда-то ему под промежность.

Затем лошадь встала во всю свою длину, высясь на сатанинских своих задних ногах, елозя и ловя солнце тысячефунтовым туловом, и завалилась на спину.