Shanghai grand: forbidden love and international intrigue in a doomed world

Большую часть войны он прожил в отеле "Тадж-Махал" в Бомбее. С его пыльными мраморными колоннами и армией обслуживающего персонала в алом и белом, он обладал неповторимым викторианским шармом, но был плохой заменой удобствам "Катэя". Хотя Ганди посадили в тюрьму после его речи, призывавшей британцев "Уйти из Индии", а мельницы Сассуна хорошо работали, поставляя союзникам хлопок, сэр Виктор по-прежнему пессимистично оценивал свои перспективы в Индии, обложенной высокими налогами. Однажды рано утром в 1943 году он продал свои фабрики марвари из Раджастана за 4 миллиона фунтов стерлингов (согласно их суевериям, контракт должен был быть подписан ровно в 2:47 ночи). Сассун направил свои силы и надежды на Шанхай, где его оставшаяся недвижимость оценивалась в 7,5 миллионов фунтов стерлингов, из которых один миллион приходился на Cathay Hotel и Sassoon House.

Но после войны сообщения, которые Люсьен Овадия присылал из Шанхая (куда двоюродный брат сэра Виктора вернулся в начале 1946 года), были неутешительными. Сменивший Стилуэлла генерал Уэдемейер занял пентхаус сэра Виктора - за ним последовал генерал Маршалл, который надеялся добиться сближения между националистами и коммунистами. Хотя американского начальника в конце концов выдворили из его номера в отеле Cathay, вести дела в городе, охваченном инфляцией, спекуляцией и махинациями, было практически невозможно. Овадия делал все возможное, чтобы избавиться от оставшейся собственности Сассуна, но желающих не находилось.

Когда 16 декабря 1947 года сэр Виктор приземлился на аэродроме в Шанхае, он впервые за шесть лет увидел этот город. Радость от осознания того, что большая часть старой публики все еще в городе - он посещал ужины с Макбейнами и Лидделлами, Кадори и Кесвиками, - вскоре была омрачена осознанием того, что здесь все идет к чертям. Когда ранним утром он доставлял друга на пристань в Хонгкью, какой-то бандит сорвал с его запястья платиновые часы, которые он носил.

Именно в это время он, вторя предчувствиям Людовика XV относительно Французской революции, начал бормотать себе под нос "Après moi, le déluge".

Рабочие, в том числе и персонал Cathay, считали повседневную жизнь почти невозможной. Валюта колебалась так дико, что сотрудники Sassoon House просили выдавать им часть зарплаты рисом, кастрюлями и сковородками, резиновыми сапогами или чем-нибудь съедобным или носибельным. (Посуда и кухонная утварь, разложенные ночью на полотенцах в Бунде, были единственным, что фермеры, проделавшие путь в город, принимали в оплату за продукты). Однажды вечером сэр Виктор, не подозревая, что расхищает зарплату за следующий день, галантно опустошил ночной сейф отеля, чтобы купить проезд на корабле в Буэнос-Айрес для француженки Жанны де Моне и ее двоих детей. Когда распространились слухи о том, что отель ограблен, в бальном зале на восьмом этаже было проведено экстренное собрание китайского персонала. Овадия был вынужден ждать на оркестровой площадке, а по обе стороны от него стояли повара отеля, вооруженные тесаками; бунт удалось подавить только после того, как банк доставил свежие пачки банкнот.

Начались переговоры об окончательной ликвидации торговой компании E.D. Sassoon & Co., основанной его дедом в 1867 году. Лучшее предложение за Cathay Mansions, элитный жилой дом в бывшей концессии, поступило от советского правительства - сэр Виктор расценил это как еще одно свидетельство надвигающегося "красного прилива". К концу лета он избавился от большинства своих роскошных многоквартирных домов. Он не смог продать Hamilton House, пивоварню, где производилось любимое шанхайское пиво U.B. Pilsner, или бывший краеугольный камень своей империи, отель Cathay.

Сэр Виктор в последний раз покинул Шанхай в восемь часов утра 27 ноября 1948 года. Для своих предыдущих отъездов он всегда бронировал каюту первого класса на самом роскошном океанском лайнере в порту и обязательно клал в трюм запас лучших марочных вин из своих погребов. На этот раз он занял одноместное кресло на летающей лодке Hong Kong Airways. В его чемодане находилась одна из самых ценных вещей - то, что он никогда не позволит китайцам взять в руки. Это был дневник в кожаном переплете, на страницах которого он вел скрупулезные записи о своей жизни. У него был еще двадцать один такой же дневник: страницы, заполненные его судорожными записями, газетными вырезками, планами рассадки гостей на званых обедах и черно-белыми снимками, начиная с 1927 года.

Он знал, что настанет день, когда людям будет трудно поверить в существование такого фантастического города, как Шанхай. События могут стереть старый Шанхай с лица земли; по крайней мере, он уезжал, оставив после себя свидетельства того, что он построил.

По пути в Гонконг сэр Виктор сидел рядом с репортером газеты "Лос-Анджелес таймс". Сэр Виктор был явно в мрачном настроении. Во время четырехчасового перелета он сказал Уолдо Дрейку: