Shanghai grand: forbidden love and international intrigue in a doomed world

Самым интригующим из всех был сэр Виктор Сассун, третий баронет Бомбея, который, сфотографировав Микки в обнаженном виде в частной студии в своем пентхаусе, пустил языки, подарив ей пудрово-голубое купе Chevrolet, на котором она могла разъезжать по городу. Сэр Виктор, говоривший на лучшем оксбриджском английском, вел свою родословную от древнего рода сефардских евреев, служивших при дворе вавилонского паши и претендовавших на происхождение от пятого сына царя Давида. В то время как мир погружался в Великую депрессию, он беззастенчиво объезжал самые модные ночные заведения Шанхая в шляпе и фраке, обычно с гвоздикой из собственного сада в лацкане, выглядя при этом как карикатура на мультимиллионера на карточке "Шанс" из "Монополии".

Дружба Микки не ограничивалась Шанхайлендерами*, привилегированными эмигрантами, которые называли себя естественным правящим классом китайского побережья. Она научилась говорить по-шанхайски, а позже читать и писать по-мандарински; ее различные квартиры стали салонами для китайских писателей и убежищами для коммунистических партизан в бегах. Именно флирт Микки с Зау Синмаем в конечном итоге принес ей связи, которые сделали ее уважаемым биографом ведущей политической династии Китая. И именно их постоянные отношения, спасшие Микки жизнь во время японской оккупации, вполне могли свести Зау в могилу раньше времени.

Теперь, спустя семь лет после моего первого визита в Шанхай, я возвращался с кладбища на окраине города, и мои вопросы о судьбе Зау Синмая все еще оставались без ответа. С моего пластмассового сиденья в пастельно-розовом автобусе на скоростном шоссе Гюйю мне открывался привилегированный вид на новый мегаполис. Хотя мы мчались со скоростью пятьдесят миль в час, стеклянные и бетонные башни продолжали проноситься мимо почти полчаса - квартиры высотой в двадцать, тридцать, сорок этажей, расположенные все более плотно друг к другу по мере приближения к Бунду. Сквозь пелену загрязнения я разглядел на шоссе вывеску Государственной сетевой корпорации, китайской электрокомпании, работающей на угле, на которой синим неоном горела надпись "Чистая энергия на пути к гармоничному будущему".

После остановки у многополосного платного участка мой автобус влился в трассу на верхней площадке надземной дороги Яньань - смелого произведения гражданского строительства, которое одновременно является королевской дорогой в городское прошлое. Мы ехали по маршруту древнего ручья Ян Цзинь Бан, который в тридцатые годы прошлого века назывался авеню Эдуарда VII - французское имя одного из немногих британских королей, угодных шанхайской галльской общине, - и обозначал границу между Международным поселением и Французской концессией. Во время японской оккупации она была переименована в Большую Шанхайскую дорогу, через несколько лет после Второй мировой войны она стала Чжунчжэн-роуд (по китайскому имени лидера националистов Чан Кай-ши). С пятидесятых годов прошлого века она стала Яньаньской дорогой, в честь горного убежища, где Мао Цзэдун укрылся после Длинного марша. Теперь это надземная многополосная скоростная дорога, переплетенная с пешеходными эстакадами, а ночью ее неоновая подсветка отбрасывает холодное голубое сияние на полосы движения на уровне улиц.

Строительство Яньаньской эстакады в девяностых годах прошлого века прорезало исторический центр Шанхая, но некоторые достопримечательности были пощажены. Справа от меня над скоростным шоссе возвышались верхние ярусы здания в форме свадебного торта в стиле нео-барокко. Это был "Великий мир", фантасмагорический развлекательный центр, построенный китайским изобретателем бестселлера для мозга. Во времена своего расцвета он кишел акробатами, фокусниками, иглотерапевтами, сказочниками и певуньями. Именно здесь однажды днем в 1937 году две шрапнельные бомбы упали с поврежденного самолета, убив более тысячи беженцев, которые собрались у здания, чтобы получить рисовый паек, - событие, которое, по мнению некоторых историков, стало настоящим началом Второй мировой войны в Азии.

Большой мир", когда-то бывший вопиющим символом декаданса, теперь превратился в ракушку размером с городской квартал, его длинный фасад пуст, за исключением нескольких сувенирных и травяных лечебных лавок. Доехав до конечной остановки автобуса на станции Pu'An Road, я перешел через пешеходную эстакаду, которая привела меня к месту, которое когда-то было одним из центров жизни экспатриантов в довоенном Шанхае: Шанхайскому ипподрому. Теперь, переименованная в Народную площадь, она является сердцем города, кипящим комплексом, где пересекаются три оживленные линии метро, и увенчана огромной площадью, на которой расположены музеи, симфонический зал и выставочный центр градостроительства. Обогнув ее восточный край, я свернул на восток, на Нанкин-роуд, главный коммерческий канал Шанхая - аорту или клоаку, в зависимости от точки зрения, - с самых первых дней существования города как договорного порта.