Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате

На Дуншань мы прибыли как раз накануне праздника — к немалой радости Кима и охранников, которые уже и не чаяли встретить его вместе с семьями. Я оставил Бяня заботам старого Чжана, а сам поспешил в управу. Немедленно переговорить с дуншаньским префектом требовала не только субординация — я сам провёл в город опасность, и чем раньше правитель начал бы действовать, тем вероятнее было превратить проблему в преимущество. К моей досаде, господина Чхве на месте не оказалось, я оставил ему докладную записку и бросился разыскивать администратора Ли, но и того не было ни дома, ни в городе.

Всё это привело меня в некоторое замешательство, но я решил, что сколько-то дней смогу продержать Бяня в своём доме. Проходя через центр города, я заглянул в ресторан господина Муна, чтобы заказать на дом крупную партию вин и закусок — и, возможно, музыкантов и певиц. Там я случайно наткнулся на одного из соседей Су Вэйчжао, стихотворца Линь Мо. Он сидел за столиком у входа с кувшином вина и тарелкой свинины, хмельной, но на удивление серьёзный. Я с позволения подсел к нему и отпустил пару дежурных ремарок насчёт предстоящего праздника.

— Какая же суета объемлет всех и всё вокруг, — тяжело вздохнул он и выразительно кивнул на соседний, сдвоенный стол, за которым собралась весёлая компания корейцев — я узнал руководство нескольких известных торговых фирм. Отбросив всякую солидность, с шутками и смехом директора бросали жребии и передвигали камешки по квадратному полю. Остальные шумели и активно подсказывали, как распорядиться выпавшими очками.

— Что же омрачает ваш день? — спросил я.

— Я в забвении, — Линь Мо развёл руками. — Мой талант не востребован, — он отхлебнул прямо из кувшина и произнёс:

Лягушкам указует этикет
Глядеть на мир из глубины колодца,
И люди воспевают лунный свет,
Не замечая, как сияет солнце.

Наверное, в этот момент в глазах у меня блеснул охотничий огонёк, но мой насупленный собеседник его, конечно, не заметил.

— Скажите, дражайший господин Линь, как у вас с каллиграфией?

Поэт подпёр голову кулаком и наградил меня тоскливым взглядом полуприкрытых глаз. Не дожидаясь, пока он соберётся с мыслями и цитатами для новой сентенции о лягушках в колодце, я сообщил, что недавно приобрёл землю на юге Ци и хочу устроить там обитель творческой мысли; но пока что дело в самом начале, и мне нужны просвещённые сподвижники (на этом слове поэт оживился), которые помогли бы мне наладить дела управления, чтобы затем делить со мною плоды философских раздумий.

— Работа предстоит непростая и долгая. Необходим не только талант, но и решительность.

Линь за столиком весь вытянулся в струнку. Глаза округлились и теперь смотрели как-то ошарашенно. Усы топорщились, как у кота. Всё это придавало ему боевитый, но, прямо скажем, глупый вид. Я невольно рассмеялся и, чтобы его не смущать, добродушно добавил:

— Ну так как?

— Почерк у меня очень чистый и уверенный, — отрапортовал Линь.

— Как насчёт ведения учёта?

— В математике не силён. Но с цифрами дружит мой сосед, Линь Хуаши, — сказал он, явно радуясь возможности замолвить словечко и за собутыльника.

— Смотрите. Потребуются управляющий, письмоводитель, счетовод, архитектор, садовник, художник по отделке и интерьеру…

— Художник? — перебил поэт. — Отражённый Феникс! Цзандэ!

— Прекрасно, — ответил я. — В ближайшие дни получите от меня деньги, бумаги и путевые инструкции — и в путь!

На лице Линя вдруг проступило сомнение. Он протянул, что, наверное, невежливо будет вот так сбежать от господина Чхве, но я решил атаковать в лоб:

— Ещё рассчитываете, что на Дуншане вам предложат большее? Господин Линь, повторюсь: мне требуются решительные. Если, пробыв столько лет в гостевой слободе, вы уверены, что рано или поздно алмаз ваших способностей разглядят в пыли, — ваше право. Что же до нашего уважаемого префекта, в ближайшие дни я подам ему прошение предоставить мне в помощь таланты слободы, и в этом прошении может быть ваше имя — или чьё-то другое.

Стихотворец сглотнул и хрипло ответил:

— Моё.

— Как замечательно! — весело сказал я, вставая с места. — Будьте наготове и ждите моего сигнала. Прочь! Прочь от суеты!

С этими словами я подошёл к игрокам-корейцам, кого-то из них приятельски похлопал по спине, коротко поклонился Линю и вышел прочь. Этот разговор вернул мне хорошее расположение духа, и теперь нужно было как можно дольше продержать чрезвычайного докладчика у меня дома.

Предпраздничная суета достигла своего пика. Городские улицы просто кипели народом. Чуть ли не каждый считал своим долгом выйти из дома и отправиться в торговые ряды. Те, кто не успел всем обзавестись, — чтобы лихорадочно докупить нужное и ненужное. Те, кто успел, — чтобы вальяжно прогуляться вдоль лавок, хвастая перед соседями, что у него-то всё готово. Я встретил Воронёнка — тот возвращался с рынка, неся за плечами плетёный короб чуть ли не больше собственного роста, и даже с такой ношей умудрился изобразить почтительный поклон.