Шанс

Регистрация закончилась, но Кирилл так и не пришел.

Сердце Валеревского не сжималось, когда в ее кабинете ревела от горя молодая мать.

– Ну, помогите – ну вы же как Бог, я знаю! Вы просто выслушайте – это же так ужасно! – красивая светловолосая девушка то и дело вытирала распухшие от слез глаза и продолжала держать на руках тело двухлетней дочери.

– Ну, я не Бог – начнем с этого. И я вас выслушал. Просто время ушло – как Вы не поймете! То, что произошло, увы, никак не исправить! Даже наше лекарство здесь бессильно!

Валеревский терпеть не мог таких вот безумных слезливых сцен, поэтому пообещал себе, что отработает этот месяц и закроет клинику к чертовой матери. Ему просто надоело все, что происходит здесь… результат один – смерть и ее не обмануть.

– Мы пришли с прогулки. Я не спала ночь, у нее были колики – это привычно для нас… женщина поглаживала серый каменный живот дочери, торчащий из-под майки, – ну я налила ей воды в ванну, с пеной и игрушками, как она любит. И посадила ее туда. Ванна была едва наполнена, Богом клянусь! Нюшенька сидела в ванне, прямо на полу, и вода едва прикрывала коленки. Я пошла за полотенцем, но у меня закружилась голова и я опустилась на диван, чтобы чуть успокоиться, выпила остывшее молоко. А потом… бах, просыпаюсь – вода шумит, такой сильный напор! Я в ванну, а там Нюша захлебывается! Воды целая ванна – видимо, она сама кран включила – а я дура, уснула! Как я могла? Я слышала во сне какое-то булькающее: «Мама!», но оно меня только убаюкивало!

Женщина снова стала реветь и кричать одни и те же слова: «Как жить?», «Боже мой, как жить?!»

Валеревский понимал, что в больнице ребенок пробыл более 24 часов без дыхания. А значит, его не восстановить. Но он не мог больше слышать эти рыдания.

– Я вызвала «скорую». Потом сидела у реанимации. Уборщица, которая протирала пол, зыркнула на меня зло и сказала: «Что сидишь, все равно к утру помрет! Иди домой». Как ее слова меня ранили! Я готова была ее убить! Нюша умерла! Умерла еще дома, да? Врачи просто не сказали. Но ведь «скорая» приехала через 5 минут, почему ее не спасли?!.

«Через 15 минут она уже не дышала! – поднял указательный палец врач, – Вы, что, не знаете, как первую помощь оказывать – перевернуть, на колено положить, дать воде выйти, искусственное дыхание, наконец – в каждом фильме показывают. Эх, поколение галлографики – вы если книги не читаете, то хоть экшены о зомби в своих очках смотрите – по ним учитесь. Ладно, что уже говорить!.

Женщина ревела в потолок, и трясла дочь:

– Девочка моя! Ну, как же теперь, что же теперь?!.

– Вы понимаете, что отдадите сейчас огромную сумму, а результата не будет? Его не будет, поймите – устройте лучше ей достойные похороны!, – отрезал Валеревский и посмотрел на молодого отца, который стоял у дверей и держал в руках портмоне.

– Может, больше надо? Павел Анатольевич – у меня деньги есть, это не проблема!

– Виктор! Да знаю я, что у вас в думе денег полно! Мне с этой суммы придет процент, которым вы ужинаете в барах. Остальное на развитие лаборатории. На зарплату сотрудникам. Вот этим! – сказал Валеревский, указывая пальцем на Богомольского, который сидел за столом, в который раз перечитывал свидетельство о смерти Никитиной Анастасии Сергеевны, и прятал слезы от циничного взгляда врача.

– Я не буду…я не могу. Но не будет ничего, поймите! Может разница в час-два…и было бы воскрешение! Но тут прошло почти двое суток!

– Но мы не знали, что вы есть! – сказали в голос обезумевшие родители.

Валеревский положил ребенка на кушетку и стал рассматривать. Богомольский вышел из кабинета, потом зашел и беспокойно произнес:

– Павел Анатольевич, там Сабитова еще. Ситуация сложная. Денег не хватает. Там всего 500 тысяч рублей. Но она просит – рыдает, говорит, все отдаст через неделю – кредит надо оформить. Напишет расписку.

– Ну да…, пусть подождет тридцать минут.

– Прошло 16 часов после смерти ее 15-летней дочки. Ее изнасиловали и убили – там тело все в синяках.

– Опусти подробности, Богомольский. Подготовь лучше операционную.

Валеревский посмотрел в стеклянные глаза девочки, потрогал ее руки, ноги, перевернул на живот. Затем нашел несколько трупных пятен. Сделал на них надрез.

– Нет… Очевидно, что невозможно ничего сделать!».

Молодая мать упала на пол к коленям Валеревского.

– Катя, умоляю тебя, встань! – сказал ей муж холодно.

Валеревский отнес девочку в операционную. Родители последовали за ним. Мужчина положил на стол чек на 18 тысяч долларов. Врач сделал привычные манипуляции. Девочка лежала, не двигаясь. Мать тихонько выла на кресле, выплакав все слезы. Чуда не произошло.

Отец вышел из операционной, постоял у ее дверей и подошел к женщине лет сорока с растрепанной косой, которая плакала у кабинета:

– Сабитова?

– Да…, – сказала женщина и протянула руку, Ангелина Сабитова. А Вы, простите кто? Врач Павел Анатольевич?

– Я не врач, я пациент. Это чек – я прошу.

– Что это? Деньги?.

– Да, возьмите. Возвращать не надо. Вам нужнее.

Женщина взял чек в руки, рассмотрела его… потом взяла руку мужчины и прижала к губам.