Все это уже не интересовало Сумгаву. Но вот главный храм… Храма было жалко. Столько трудов… Впрочем, звонкая монета поможет быстро выстроить новый храм, еще краше. Конечно, не сразу, зато монахам будет лишний урок смирения и трудолюбия.
И главное – стало окончательно ясно, что война разразится очень скоро, по всей вероятности, еще до осени. Князь решился. Очень, очень ценные сведения!
Теперь Сумгава уверился: дело его жизни, все то, ради чего он рискнул отказаться от традиционной карьеры и запер себя в стенах монастыря, не было напрасным. Конечно, главное было еще впереди, но подступиться к главному удалось поразительно быстро, всего за несколько лет. Сумгава сам не ожидал, что его работа окажется столь эффективной. От грандиозности задачи захватывало дух: сокрушить Империю и воссоздать ее на новой основе. Распространить учение Гамы до крайних пределов, населенных цивилизованными людьми. Надежно защититься от набегов из-за Пестрой пустыни, отвечать ударом на удар, но не пытаться окончательно подчинить кочевников, ибо неспокойная юго-восточная граница оттянет на себя воинственную молодежь и всякого рода любителей помахать палашом, отчего в государстве станет спокойнее…
И вернется Золотой век.
Надолго. Может быть – навсегда.
Тогда власть Сумгавы увеличится неизмеримо. Пока же приходилось держать перед князем отчет о работе агентуры. Сбор сведений о противнике, подкуп влиятельных сановников, организация саботажа и диверсий, финансирование внутриимперской оппозиции – любой, лишь бы была способна не только языками молоть, распространение дезинформации и еще многое, очень многое… Сумгава был доволен своими агентами.
Князь, кажется, тоже.
Глава 6
Семейство панцирных гиен егеря обложили еще с вечера. Жгли костры, метали в ночную черноту горящие головни, пугая зверей, бесстрашных при свете дня и трусливых ночью. Ждали рассвета, лениво и осуждающе судача о князе.
При князе Барини искусство охоты не слишком-то поощрялось. Оно понятно: забот у князя невпроворот, где уж ему выкраивать время на благородные забавы… А все же не след забывать искусство, коим исстари славились унганские правители. Чахнет искусство-то, вот что обидно, братцы…
– А все потому, что наш князь нездешний, – бубнил старый егерь, ни черта, по-видимому, не боявшийся. – А в Гилгаме какая охота? Никто и не слыхивал. Говорят, там и дичи-то толковой не было, одни ящерицы да птицы. Тьфу! О чем это я?.. Да! Так вот, значит, и не приучился наш господин к охоте с младых ногтей, а теперь уж поздно… Раз, много два раза в год устроит большую охоту и сам тому не рад. Верно говорю. А меня не слушает. Что меня – егермейстера нашего, господина Тияна, тоже не слушает. Тот ему уж говорил-говорил… А! Собак вот жалко, скучают без дела да портятся, прыть теряют. Вас, молокососов, мне не жалко, ничего же толком не умеете, ну и леший с вами, а собачек жаль. Добро бы еще затеял наш князь охоту на благородную дичь, а то – гиены… тьфу, пакость!..
– Не ворчи, дядя, – ответил молодой голос. – Воля князя тебе не закон?
– Закон-то закон, да собачек жаль, тебе говорю, дубина! Одну-другую точно завтра порвут, не натасканные же как следует! А как тут натаскаешь, когда сиднем сидишь в Марбакау? Я егермейстеру: дозвольте, мол. А он мне: сиди, а то вдруг князю захочется развлечься охотой, а ты шатаешься неизвестно где. А кому отвечать, если гиены собак порвут или, того не лучше, придворного? А мне! Не тебе же, молокососу…
– Остынь, дядя, а то доноса дождешься, – увещевал молодой, еще больше распаляя старого егеря. – Князь знает, что делает.
И ведь прав был молокосос: Барини знал, что делал, и долгий путь в сопровождении придворных и целого штата слуг совершил не ради того, чтобы развлекаться. Ехали три дня. Придворные перешептывались. На третий день, когда переправились через Лейс, величественно-мощный в Ар-Магоре, а здесь неширокий, быстрый и чистый на удивление, стало ясно, что охота состоится на Спорных землях. Тут уж самый тупой свитский не усомнился бы в истинной цели столь дальней поездки.
Тринадцать поколений маркграфы унганские враждовали с герцогами марайскими из-за этих обширных, но, по правде говоря, не очень-то плодородных земель, стиснутых с двух сторон маркграфством и герцогством, с третьей – Пестрой пустыней, а с четвертой – Малым хребтом и опять же Пестрой пустыней. Не раз этим землям случалось быть завоеванными то одной, то другой стороной. Не раз войско герцога подступало к стенам Марбакау, и не раз унганцы, в свою очередь, гнали врага до самой его столицы, но победить окончательно и бесповоротно не могли ни те, ни другие.