Раков остановил запись, вернул ее в начало дня и включил воспроизведение. Сначала комната Юлии была пуста. Раков «прокрутил» вперед. Вот входит сама хозяйка комнаты, кидает сумку на кровать. Дотрагивается до головы, морщится. «Так, ясно, почему она дома – заболела», – объяснил он раннее возвращение соседки домой. Юля достала из ящика стола облатку с таблетками, выдавила одну на ладонь, положила в рот и запила водой из пластиковой бутылки. И тут же, не раздеваясь, легла на кровать, натянув на себя половинку покрывала. И опять долго ничего не происходило. Вдруг Юля приподняла голову с подушки, и было видно, что она прислушивается. Резко поднявшись, она встала с кровати, подбежала к двери, открыла ее и что-то крикнула. Раков на мониторе видел только ее спину в проеме двери. С этого момента он стал всматриваться внимательнее. Юля шагнула в коридор и на экране вновь осталась только пустая комната.
Раков переключился на камеру в коридоре, вмонтированную в стену прямо напротив входной двери.
Вот открывается дверь, входит кто-то в куртке с капюшоном. Оглядывается, тихо прикрывает за собой дверь. Но, та вдруг громко щелкает. «Как же, закроешь ее бесшумно! Давно нужно было замок смазать!» – мелькнуло у Ракова. Человек вздрогнул, замер на минуту и направился к комнате Алевтины. Наклонился к замочной скважине. И тут распахнулась Юлина дверь, она сама, крикнув «кто там?» вышла в коридор. Человек резко обернулся, от чего с головы слетел капюшон, сделал одно движение к девушке, толкнул ее внутрь комнаты, и дверь захлопнулась.
Раков опять вернул на монитор картинку Юлиной комнаты. Промотал немного. «Вот оно!» – Раков напрягся. На экране незнакомец в правой руке держал большой сувенирный ключ. Этот тяжелый символический ключ с надписью «Рига» висел у Юли на гвозде, вбитом в стену рядом с косяком двери. Человек был много выше Юли и, чувствовалось, много сильнее. Удар был единственным, и, понятно было, что смертельным. Раков невольно вскрикнул, заглушив стон девушки. Небрежно отпустив тело, оно упало на пол к его ногам, незнакомец переступил через него, на ходу засовывая орудие преступления в карман куртки. Вдруг он прислушался, резко открыл дверь и выбежал в коридор. Раков переключил картинку. На него с экрана смотрел немолодой мужчина. «Это еще, к лешему, кто такой?!» – Раков точно знал, что видит это лицо в первый раз.
Он понял, куда побежал незнакомец. Прямо к «черному» ходу. А на мониторе появился Поляков, который бегом вбежал в квартиру, к звеневшему телефону, снял трубку и сказал: «Слушаю. Юлю? Одну секунду»…
Дальше можно было не смотреть. «Он знает расположение комнат. Он знает, где черный ход. Дверь открыл ключом. Двигался уверенно. Но, он не знал, что вернулась Юлька. И он не знал, что в каждом углу установлены камеры!» – Поляков вдруг испугался, – «Так кто же это все-таки такой?!» Вся эта заварушка с бабкиной квартирой ему перестала нравиться. Он вдруг понял, что, возможно, за нее нужно будет заплатить весьма высокую цену.
Глава 45
– Василий Валентинович, к вам следователь Беркутов из прокуратуры, – голос Милочки был спокоен.
А у Голода вдруг тревожно екнуло сердце. Мысленным взором он пробежался по «списку» последних дел и успокоился. Он действительно стал работать… честно. В контрактах, выверенных его юристами, зацепиться было не за что. Единственный спорный вопрос касался сейчас только покупки земельного участка в Царевщине: хозяин дома-развалюхи, расположенном на нем, хотел слишком большую компенсацию за эту кучку дров. Упорствовал Голод скорее из принципа, чем из жадности: разница в доплате была смешной.
Тогда что делает следователь в его приемной? Неужели…Нет, не может быть!
– Пусть проходит, – ответил он Милочке после минутного замешательства.
– Здравствуйте, Василий Валентинович, – подчеркнуто вежливый тон Беркутова Голода не успокоил.
– Здравствуйте. Присаживайтесь. Я вас слушаю.
– Не буду отнимать понапрасну у вас время, господин Голод. Начну с вопроса: как давно вы знаете Юлию Фурцеву?
– Почему я должен знать Фурцеву Юлию?
«Ах, сучка! Успела-таки!» – пронеслось со злостью в голове.
– Юлия Фурцева заявила о жестоком избиении ее вашим шофером Рашидом Гоевым на квартире вашего сына.
– Причем здесь я?
– По ее утверждению, вы при этом присутствовали.
– Это смешно. Я не был в квартире своего сына со дня ее покупки.
– Вас опознал охранник, дежуривший в тот день на стоянке перед домом.
– Наговор.
– Какой ему смысл? Но, если вас это не задевает…Есть еще один свидетель. Его вы никак не могли нейтрализовать, господин Голод.
– Слушаю вас внимательно, Беркутов, – небрежно бросил тот. «Не было больше никого в тот день, не было! Ни соседок с собачками, ни мамашек с колясками!» – еще раз мысленно вспомнил он то, как они выходили из дома, – «Чертов охранник! Мало ему дали за молчание?!»