Коридор продолжал петлять в каменном чреве пирамиды, и в какой-то момент начало казаться, что он бесконечен, что он никуда не выведет, что впереди только тьма. Вдруг вдали мелькнул сполох огня, Флора ускорила шаг и, пройдя ещё полсотни локтей, вышла к узкой лестнице. Её крутые пролёты, казалось, были вырублены в монолите, на стене квадратного провала, казавшегося бездонным. Дальше можно было двигаться, лишь прижимаясь спиной или плечом к стене. Смотреть вниз, в тёмную яму, было безумно страшно. Но можно и не смотреть. Достаточно знать, что эта пропасть находится рядом, что один неверный шаг, одно неосторожное движение – и спасения не будет. И всё-таки не лучше ли закрыть глаза и дальше идти на ощупь? Но стоило сомкнуть веки, как ей показалось, будто она теряет равновесие и вот-вот свалится в этот каменный колодец. Едва справившись с предательской дрожью в коленях, Флора медленно преодолела два пролёта, и в этот момент сверху донёсся жуткий вопль. Чьё-то извивающееся тело, раскинув руки, устремилось вниз – во тьму. Затем раздался глухой удар и на дне «колодца» вспыхнуло пламя. Захотелось немедленно вернуться, скрыться в тёмном коридоре, побежать вниз по широкой лестнице навстречу толпе, что провожала её ликованием. В этот момент вниз с визгом полетела женщина. Немолодая. С длинными седыми космами. В серой замызганной рубахе до колен, которую едва не сорвало воздушным потоком. И снова – глухой удар, тишина, ревущая вспышка испепеляющего пламени, удушливый запах палёного мяса и горящей нефти. Дико. Нелепо. Бессмысленно. Надо же было покинуть один мир, полный жесткости и мракобесия, чтобы попасть в другой – точно такой же. Нет! Не стоит делать выводов. Рано. Не сейчас. Надо подняться. Надо встретиться с теми, кто это делает. Встретиться лицом к лицу. Заглянуть им в глаза. Если за этим последует смерть – пусть. Жизнь не стоит того, чтобы ей дорожить. Сколько раз уже приходилось в этом убеждаться. Сколько раз… Почему-то страх перед пропастью исчез, и Флора зашагала вверх бодрее. Лестница кончилась, и за коротким сводчатым тоннелем открылся небольшой квадратный зал. Каменная беседка. Потолок, лежащий на колоннаде, за которой невыносимо ярко сияет голубое небо в разводах перистых облаков. Вершина пирамиды. Зал, где вершится справедливость, обитель Шамаша. За столом, покрытым зелёным сукном, сидят двенадцать бородачей. Перед каждым – аккуратно сложенная стопка бумаг, к которым они, похоже, не прикасались. Трое – в жреческих одеяниях, остальные, судя по выправке, отставные военные. У каждой колонны – по солдату, вооружённому плетью и дробовиком с примкнутым штыком. Слева от стола стоит Алазар. Хоть одно знакомое лицо. Наверное, пригласили как свидетеля. Или привели как соучастника…
Флора вышла в центр зала и вместо того, чтобы смиренно дожидаться, пока кто-то из членов Совета о чём-либо спросит, сама задала вопрос:
– Кто эти люди, которых только что убили?!
Старейшины, похоже, опешили от подобной наглости, и лишь через пару секунд один из жрецов не слишком громко, но так, чтобы его расслышали все, обратился к сидящему рядом отставнику:
– Она ведёт себя так, будто её уже признали богиней!
– Да, очень непочтительно, – согласился тот, искоса глядя на Флору.
– Позвольте объяснить, уважаемая Флора… – раздался над ухом тихий вкрадчивый голос.
Она оглянулась, вздрогнув от неожиданности, и обнаружила, что рядом с ней стоит рослый молодой человек в жреческой хламиде и добродушно улыбается.
– Позволяю, – ответила Флора, стараясь не выпускать из виду бородачей, сидящих за столом.
– Старейшины не так уж часто собираются вместе, – начал объяснять молодой жрец. – Дел накапливается много, так что приходится решать множество вопросов. Только что закончилось заседание Суда Высшей Справедливости – по рассмотрению смертных приговоров, вынесенных судами общин и военными трибуналами. Как известно, в Свободном Кетте нет тюрем, а значит, возможны только три вида приговоров – полное оправдание или возможность смыть свою вину кровью или потом. Ну и, конечно, для самых отъявленных негодяев – смертная казнь. Кстати, из шестнадцати человек, что сегодня предстали перед судом, один был оправдан, тринадцати дали возможность искупления, и лишь двое были казнены, что вы, собственно, и наблюдали. И эти двое не стоят жалости. Один из них убил семью из шести человек ради горсти медных монет, а другая шпионила в пользу Империи – исключительно ради денег. Так что не надо подозревать нас в излишней жесткости. В Империи ежедневно казнят сотни невинных людей, а ещё больше убивают без суда и следствия. Разве не так?
– Так, – согласилась Флора и продолжила, поочерёдно заглядывая в глаза старейшинам. – Но страшна не смерть, а её ожидание. Зачем же наполнять последние мгновения жизни ещё большим ужасом? Разве не это называется жестокостью?