Шанс на падение (СИ)

Жадная слюна скапливается под языком, Том судорожно сглатывает, зачарованно оглядывая флакончик. Сегодня он выпьет двойную дозу, потому что пришел тот самый день икс, когда медальон Салазара Слизерина должен будет исполнить свое вечное предначертание. Для кусочка души не найти лучшего пристанища, чем олицетворение рода, силой и мощностью магии скопившегося внутри последнего наследника.

Волдеморт — тот, кто поменяет этот мир. Волдеморт — будущий король бессмертия.

Сейчас же он, задавливая в себе неуверенность и волнение от предстоящего эксперимента, кровавыми рунами готового высветиться на его ауре, подрагивающей рукой поднимает ложку. Пальцами поддевая пробку и заставляя ее отлететь в сторону, ударившись с тихим стуком о крепкое стекло и упав на тумбочку, подкатившись прямо к письмам бывших друзей, ныне не вызывающих никаких эмоций, Том отсчитывает ровно две дозы, после чего быстро заглатывает сладкое содержимое.

Он прямо чувствует, как мечта и счастье, смешавшиеся в одном флаконе и хранящиеся в его тумбочке под сильным заклинанием, обезопасившим самое дорогое, стекает по стенкам горла, облепляя его и устремляясь дальше по организму. Несколько секунд без дыхания, всё внутри будто останавливается, в трепещущем ожидании готовясь впитать поступивший наркотик.

Зависимый от него, Том ладонью сжимает деревянный угол тумбочки, мертвыми злыми глазами уставляясь в окно. Две снятых им комнаты на верхнем этаже старого, дешевого, продуваемого всеми ветрами дома, располагаются так, что он может видеть грязные улочки, переходящие в Лютный переулок. Здесь нет той теплой магии, что царит в вывесках, пляшущих огоньках и витринах лавок на Косой аллее.

Здесь есть только серая безжизненная пустота. И закупоренные розовые искры мечты, спрятанные агрессивным драконом и оберегаемые его убивающим огнем, острыми ядовитыми когтями и мощными крыльями.

Как только сердце вновь начинает сокращаться, а легкие распрямляются, Том делает первый жадный вдох. На антрацитовых радужках глаз появляются живые искорки. Выдох — они слипаются и обтягивают глазное яблоко сеткой. Чтобы внешне он выглядел как человек, а не безэмоциональное создание, способное лишь на остатки негативных эмоций.

Никаких чувств. Только расчет. Действия по велению рассудка.

И блаженство от двойной дозы под кожей.

Убирая обратно в ящичек закрытую баночку и кладя небрежно сверху письма, начавшие вызывать в нем долю любопытства, Том по привычке накладывает защитное заклинание и подхватывает длинными пальцами медальон, пряча его в нагрудном кармане клетчатой жилетки. Натягивает на губы приветственную улыбку, подхватывает с вешалки легкий плащ и темную шляпу, после чего выходит прочь из комнаты.

Спускается по кривой скрипящей лестнице, как обычно здороваясь с выглянувшей из своих апартаментов дряхлой хозяйкой, прищурившей заплывающие плохо видящие глаза и потянувшейся ладонью к остаткам седых волос, подстриженных ежиком, после чего вырывается на ледяной октябрьский воздух, втягивая жадно вновь приобретающую краски жизнь.

Сегодня он должен был навестить одного задолжавшего клиента.

Сегодня он должен был создать новый крестраж.

========== Госпожа для раба. Том Риддл/Луна Лавгуд ==========

Она была его луноликой госпожой, сверкающим огромным бриллиантом в центре серебряного венца, упокоившегося мирно на его темных кудрях, мягкими волнами спадавших на высокий лоб, скрывавших за смольной тьмой уши и достигавших кончиками истоков плеч. Венец дорогой, тяжелый и подвластной ношей идущий лишь Тому Риддлу, настолько прекрасный, что без боли в слезящихся, вот-вот готовых ослепнуть глазах на него не посмотришь.

Камни блестят величием в мириадах бисеринок под солнечными лучами начинающих сверкать радугой и бросать на пол солнечные зайчики изветвлениях венца. Солнечные лучи, правда, стремятся совсем не к украшению его безграничной и непоколебимой власти, а к луноликой госпоже у ног: она играется золотой цепочкой со знаком даров смерти, оставшейся от спаленного в темнице драконьим пламенем отца, что пошел на корм окружившим его огромным и жестоким чешуйчатым существам, обезумевшим, потеряв свободу, и льстящимся к рукам Волдеморта подвластными собаками — ему только кивнуть, как целые маггловские поселения утонут в не останавливающемся горячем пламени.

Солнечные языки ползут по ее пшеничным кудрям, рассыпавшимся уснувшими затравленными змеями по плечам и достающим до бедер, чуть волнующимся на сквозняке, когда кто-то из Пожирателей смерти с раболепным выражением глаз с поклоном входит в каменную залу; скользят по болезненно-бледной коже, тонкой посиневшей полоске губ и мертвым рыбьим глазам. Если у Тома они кроваво-красные, злобные и потерявшие все проявления жизни из-за темной магии, то у его луноликой госпожи с рождения.