Через несколько месяцев после операции Хелен, обнимая капризничавшую Джилли, сказала мне, что пережила ужасный опыт, и почувствовала, что ее связь с ребенком нарушилась. Год спустя она восстановилась, но ей все равно пришлось много работать над собой, чтобы не думать о произошедшем так часто. Хелен навсегда поменяла свое отношение к жизни, полностью осознав ее хрупкость.
Когда фетальная и неонатальная медицина развивались, хирурги осмелились поднять вопрос: смогут ли они вылечить врожденное заболевание сердца (или другого органа) во время рождения ребенка или вскоре после? (6)
Идея оперировать детей не отличалась новизной. С древних времен мальчикам в младенчестве делали обрезание. В 11-м веке испано-арабский врач Альбукасис описал прижигание кожи и удаление жидкости из головного мозга детей, рожденных с гидроцефалией, а также вскрытие закупоренного мочевого протока у новорожденного (7). В конце 1600-х годов швейцарский хирург Йоханнес Фатио оперировал младенцев с эмбриональной грыжей и, что удивительно, даже успешно разделил сиамских близнецов. Его подвиг не могли повторить вплоть до XX века (8). Тогда операции на ком угодно – и особенно на младенцах – представляли собой нечто мучительное и, весьма вероятно, грозили смертельным исходом. Ребенок с серьезным врожденным пороком почти наверняка был обречен. Только в середине XIX века, когда анестезия и антисептики вошли в обиход, появилась возможность безопасного устранения врожденных дефектов, что поспособствовало возникновению таких детских больниц, как при Университетском колледже и Грейт Ормонд Стрит.
Лишь после 1940-х годов работа с детьми стала считаться отдельной специальностью. В Бостонской и Лондонской детских больницах стали проводить операции с использованием антибиотиков. Но даже тогда уровень смертности был непомерно высоким.
Еще не было таких инструментов, как аппарат вентиляции легких или внутривенные катетеры. А анестезия была настолько опасна для маленьких детей, что хирурги боялись использовать ее, думая, что ребенок не сможет очнуться (9). Другие врачи поглядывали на детских хирургов с пренебрежением, считая, что младенцы – это лишь маленькие взрослые и хирурги не нуждаются в специальной подготовке для операций (10).
Но затем один из первых детских хирургов, Чарльз Эверетт Куп[50]
, вместе со своей коллегой-анестезиологом Марго Деминг разработал способ безопасно давать маленьким пациентам обезболивающее: подавать газообразный анестетик через трубку в горле. Сегодня этот метод является одним из основных, но тогда еще не было пластиковых трубок и аппаратов с датчиками; Куп и Деминг изготовили собственное резиновое оборудование, а затем после каждой операции проводили рядом с пациентами всю ночь, наблюдая за ними. Куп также понял, что физически дети не были миниатюрными взрослыми – им требовалось особое лечение. Например, практически здоровый ребенок не нуждается в длительном постельном режиме после хирургического вмешательства (в первые 48 часов после операции на сердце медсестры заставили Джоэла встать с постели и ходить).Куп, убежденный христианин, как и другие первопроходцы фетальной и неонатальной медицины, горячо протестовал против абортов («Сперва я забочусь о еще не рожденных детях, а потом о тех, кто только появился на свет», – писал он) (11). Он также очень переживал за больных малышей и их родителей – и не только за людей. Однажды его интерн довольно нерешительно рассказал ему о новорожденном с кишечной непроходимостью. В конце он уточнил: «Есть одна загвоздка: новорожденный – орангутан». Молодая женщина, работавшая ветеринаром, забрала этого орангутана к себе домой из зоопарка Филадельфии. Она уложила малыша в свою постель, ухаживала за ним и кормила из бутылочки. Куп согласился на операцию, и орангутан поправился.
– Когда я в последний раз слышал о той самке, за ней ухаживал молодой самец в зоопарке Мемфиса, – позже вспоминал врач.
Самым ярким моментом хирургической карьеры Купа стал, как всем казалось, неразрешимый случай 14-месячных сиамских близнецов из Доминиканской Республики, которых звали Клара и Альта Родригес. На двоих у малышек была толстая кишка, печень, четыре влагалища, их мочевые протоки были переплетены.