Шанс на жизнь. Как современная медицина спасает еще не рожденных и новорожденных

Дочь Евы погибла, но сын смог совершить свой первый вдох.

Шли месяцы, а Ева не теряла оптимизма, на котором держалась, пока рожала. Как-то она сказала мне, что ее состояние походило на безумие, но невероятная вера и отрицание зыбкости судьбы, коснувшейся ее сына, рвались наружу.

В начале беременности, когда стало известно, что один из близнецов не выживет, Ева приучила себя к мысли, что вместо двоих детей у нее будет один. И когда Ной появился на свет, она не смела думать о его возможной смерти.

Семь лет спустя, когда я завершила интервью с ней для этой книги, она призналась, что хранит прах своей дочери в коробочке в одном из ящиков дома.

– Мне так страшно туда заглядывать, страшно, что праха будет очень мало, потому что она была совсем крошкой. Поэтому я до сих пор не осмеливаюсь открыть эту коробочку.

– Как думаешь, когда-нибудь ты ее откроешь? – спросила я.

– Не знаю. Правда, не знаю.

Организация похорон одного близнеца, пока второй был в критическом состоянии, казалась полным бредом. Однако, когда смерть собственного ребенка так близко и занимает все твои мысли, сложно понять, что нормально, а что – нет, где реальность, а где – вымысел.

– Я тогда немного съехала с катушек, – припомнила те дни Ева.

Но ее легкое сумасшествие оказалось полезным. Ненормальная вера этой женщины в лучшее, которая началась с решения рожать, а не переживать выкидыш, помогла ей не опускать руки в будущем.

И ее вера окупилась сполна. Благодаря ее любви и многомесячной работе неонатологов Ной теперь жив и очень счастлив.

Глава 5. Интенсивная терапия

«Следующие несколько месяцев нас ждут настоящие американские горки»

Медсестра отделения интенсивной терапии новорожденных

Первое, что бросается вам в глаза, – желтая линия на полу прямо за умывальниками приемного покоя. За ней кончается привычный внешний мир и начинается новый.

Пересечь желтую линию не так-то просто.

Из-за риска заражения зимой за нее заходят только родители, дедушки и бабушки; тети с дядями допускаются только после разрешения врачей. Летом к ним могут присоединиться старшие братья с сестрами и тот странный друг, который найдется у каждой семьи.

Но никто не заступает за линию, пока тщательным образом не вымоет и не продезинфицирует руки. Речь идет не только о ладонях, но и о предплечьях до локтевого сгиба. Эта непростая процедура подробно изображена на плакатах, вывешенных над умывальниками. Для начала необходимо закатать рукава по локоть. Подставить ладони под автоматические сенсоры подачи теплой воды. Воспользоваться бесконтактным дозатором мыла. Потереть ладони друг о друга. Правой рукой вымыть тыльную сторону левой и зону между пальцев, затем наоборот. Соединить ладони и промыть. Вращательным движением большого пальца левой руки вымыть большой палец правой, переплетя остальные. Повторить движение на другой руке. Сполоснуть ладони. Вытереть их бумажным полотенцем (взяв его из бесконтактного диспенсера). Выбросить полотенце, нажав на педаль урны, чтобы открыть ее, не прикасаясь. Если вы дотронулись до урны, повторите процедуру мытья. Затем нанесите на чистые руки каплю дезинфицирующего геля и втирайте до полного высыхания. Однажды Фил проснулся посреди ночи от того, что повторял эти движения во сне.

Разумеется, как только ты переступаешь желтую линию и оказываешься в отделении, первым делом ты повторно моешь руки и дезинфицируешь их, даже если не прикасался ни к чему, кроме бумажного полотенца. Только после этого ты можешь подойти к инкубатору и лежащему внутри ребенку.

И упаси Бог незадачливого посетителя, забывшего пройти процедуру мытья рук и переступившего желтую линию. В обязанности администраторов больницы входит напоминание о том, что нужно мыть, мыть и еще раз мыть руки. Розмари и Элисон следят за этим днем и ночью. И если они упустят кого-то из виду, какая-нибудь мамочка из отделения со страшными глазами – я, например – грозно и раскатисто крикнет нарушителю: «Эй! Вымой руки!». Достанется и чьему-нибудь дядюшке, который даже не знает здешних правил, или рабочему, зашедшему починить лампы с мыслью, что все эти условности не для него.

Происходящее приравнивалось к узаконенному обсессивно-компульсивному расстройству, однако я относилась к этому серьезно, потому что дело касалось реальных вещей.

Мой сын был чрезвычайно болен и уязвим даже к легким заболеваниям. Он мог умереть от того, что кто-то занес микробы в отделение. Смерть витала в воздухе, которым я дышала всякий раз, когда находилась в этом месте.