Шанс на жизнь. Как современная медицина спасает еще не рожденных и новорожденных

От запаха дезинфицирующего средства на входе у меня скрутило живот. Когда я упомянула характерный запах отделения в разговоре с медсестрой, она недоуменно спросила: «Какой запах?». Когда я понаблюдала за отделением интенсивной терапии со стороны, мне стало ясно, что, хотя пациенты (в число которых входила и я) видели в работе врачей нечто невероятное, для самих врачей это была ежедневная деятельность. Как иначе, если тебе постоянно приходится спасать чьи-то жизни? Они не могли воспринимать свою работу по-другому. Все отделение казалось обманчиво спокойным: по четыре бесшумных инкубатора в каждой палате, две медсестры спокойно промывают катетеры и занимаются бумажной работой. Но атмосфера все равно стояла напряженная.

Для кого-то вроде меня, кто сидит за столом весь день, пьет кофе, перекусывает и сидит в интернете, трудно привыкнуть к тому, как усердно трудятся медсестры в отделении новорожденных. Они работают по 12 часов: с 8:00 до 20:00 или с 20:00 до 8:00. К тому же, они проводят на ногах практически весь день или ночь. Я быстро узнала, как сильно могут болеть ноги. Хоть медсестры могут делать перерыв, если им необходимо, они редко пользуются этой возможностью. Во время смены они стараются поменьше пить, чтобы свести к минимуму посещение уборной, и им обычно требуется всего 30 минут, чтобы проглотить бутерброд и выпить чашку чая, плюс еще один 15-минутный перерыв. Если все спокойно, они берут перерыв на полчаса, но такое случается нечасто. Помимо всего прочего, работа в течение смены требует абсолютной концентрации. Постоянно.

Медсестры не жалуются; я не видела ни единого зевка, не застала ни одного члена команды за неспешной прогулкой по коридору – каждый выкладывался на 100 %. Эти медсестры казались мне супергероями.

После нескольких дней, проведенных в больнице, я зашла к себе в офис. Внезапно я увидела офисную жизнь – мою обычную рабочую жизнь – в новом свете. Это словно был мир, в котором люди впустую тратили свое время. Что они делали, сидя за столами и непринужденно общаясь, когда могли спасать чужие жизни?

Конечно, мой визит в отделение вызывал во мне шквал эмоций. Мне было достаточно взглянуть на лечащих врачей, чтобы разрыдаться, а они обнимали меня, когда я зашла. Электронная почта Джудит Мик не выдерживала напора, потому что (как обычно) была заполнена электронными письмами от родителей с благодарностями. Они делились последними фотографиями детей, которых она когда-то лечила.

Каждый раз, когда я шла по коридору или в детскую, какая-нибудь медсестра смотрела на меня с улыбкой – меня здесь узнавали. Они не просто запомнили мое имя и имя Джоэла, они помнили его диагноз, его опыт пребывания здесь и раз за разом просили посмотреть его фотографии на моем телефоне. У Джудит оказалась такая фотографическая память, что в детской она показала мне угол, где находился Джоэл, когда у него случилась НЖТ. Лица и имена медсестер всплывали в моей голове, я помнила их характеры: одни были тихие, как школьницы, опускали головы и работали безукоризненно; другие – громкие шутницы, в тот период ставшие для нас глотком свежего воздуха; но лучше остальных были третьи – добрые и ласковые, которые любили меня и моего сына.

Я годами обожествляла этих людей в своей голове, и вот они оказались прямо передо мной, будто мы и не расставались. Многое осталось прежним, даже мелкие детали: например, одна медсестра все еще носила бейдж в виде маленького желтого утенка. Я впервые вошла туда, где никогда не появлялась в качестве матери, лежавшей в отделении интенсивной терапии: в комнату для персонала. Там было душно и пахло едой, разогретой в микроволновке. Джудит настаивала на том, чтобы медсестры делали перерывы на обед. Мы провели десять минут за обедом: за большим столом врачи и медсестры сидели вместе (мне достался бутерброд, а доктору Мик – тортилья), я слушала, как они серьезно обсуждают, что нужно сделать в этот день. Внезапно мне стало жаль, что я была для них чужой. Мне было неловко возвращаться в качестве не пациента, но писателя, потому что я больше не играла привычной всем роли и чувствовала легкое напряжение медсестер. Иногда проще оставаться пациентом.

Для работы в отделении новорожденных необходим определенный склад характера. Нужно не только быть умным и любить детей, но и, как сказала мне одна из врачей Джоэла, Шан Хардинг, быть «немного обсессивно-компульсивным».