Как ни крути, а придется задействовать на строительных работах по обеспечению жилфонда молодым специалистам часть работников из плывущего к нам стройотряда. Лично обещал всем, кого сманивал, за год в собственную хату заселить, слово нужно держать. На ручьях дамб хотелось настроить – чем больше, тем лучше. Бумага и сукно в промышленных объемах требовали переложить ряд тяжелых подготовительных работ с исходным материалом, будь то лен или конопля, на крепкие плечи бездушных механизмов.
Неделями вымачивать волокна, затем отбивать, трепать, вычесывать, а для бумаги сутками толочь в ступе – только наши женщины способны на такие незаметные подвиги, мужики – нет. Больно психика неустойчивая. Мужику давай экстремальную нагрузку, но недолго. Однообразная, монотонная работа выводит его из равновесия, им овладевает непобедимое желание ломать, бить, крушить. Дамбу строить – совсем другое дело. Раз построил, а потом можешь часами любоваться, как вода крутит колесо. А колесо приводит в действие разнообразные приспособления, которые сами сутки напролет режут, пилят, трут, отбивают, волочат. Захватывающее зрелище.
Кроме этого оставалась крепость и неосторожное обещание будущей жене к осени построить собственное семейное гнездо. Если кто-то вам скажет, что восемьдесят человек могут столько построить за сезон, плюньте ему в глаз. Последний, смертельный удар по моим планам нанес атаман:
– Слухай меня, Богдан. Ты через седмицу в Черкассы поедешь ладью с наймитами встречать. Половину людей с харчами у них оставишь. Надо им крепостицу до ума довести. Хочет черкасский атаман кое-что переделать. И не спорь! – Увидев мое кислое выражение лица, Иллар в корне решил задавить демократическое обсуждение его указаний. – Так надо.
– Батьку, а кто ж им растолкует, как и что? Чем такое новое опудало[21] строить, как их вал с кольями, так лучше ничего не делать. Какая это крепостица? Дерьмо это! Коту под хвост вся работа!
Молодой зазнайка тут же получил нагайкой по плечам, чтобы знал, насколько широко и громко можно разевать рот в присутствии старших товарищей, облеченных тяжестью исполнительной власти. Надо сказать, что наше общее сознание (каждый из нас – что я, что Богдан – искренне считал его своим) страдало повышенной эмоциональностью и за это теперь часто огребало на орехи. Мое старое «я» могло вести только нудные душеспасительные беседы в спокойной обстановке, пытаясь образумить молодого. Впрочем, у атамана это получалось лучше.
– Сдается мне, тут кто-то считает себя дюже разумным. Много латынянских манускриптов видел? Вот ты им и растолкуешь. Если тебя черкасцы слушать будут. А не будут – не обессудь. Им ту крепостицу от вражины защищать придется. Не сможешь им свои фанаберии втолковать – сделают, как знают. Все понял?
– Понял, батьку…
– Так чего стоишь? Ждешь, пока Мария во двор выйдет? Нет ее дома, пошла к девкам с твоей крутохвосткой пряжу прясть и перед подругами нос задирать, какую ей Богданчик прялку с веретеном смастерил. Хитрый ты парубок, Богдан, но дурень дурнем. Девки своих парубков со свету сживут, что у них такой нет, а те – тебя. Теперь у тебя три пути. Пойти к отцу Василию, покаяться и гроб себе мастерить, либо садиться на коня и скакать свит за очи, либо всем парубкам по крутохвостке смастерить. Что выбираешь?
– Так это, батьку…
– Толком говори, не бекай и не мекай – чай, не козел ты, а казак.
– Раз надо, буду делать… куда ж я денусь.
– Правда твоя. Некуда тебе деваться. Первые две ко мне принесешь. Получишь по двадцать монет серебром за каждую, понял? Чтоб до Великдня[22] у меня были.
– Три седмицы до Великдня. Я одну свою целый месяц мастерил. Не успею, батьку…
– Успеешь. Я велю Опанасу и Степану, чтобы тебе помогали.
– А зачем тебе аж две, батьку? Одну Давиду, то понятно, он уже меня два раза просил – видно, Галя его крепко прижала, что он тебя на меня натравил. А вторую кому?
– Кому-кому… У тебя голова совсем пустая?
– Неужто тетка Тамара?
– Иди, Богдан, иди от греха подальше, а то не только нагайкой, но и тумаков получишь… две, до Великдня, а то найду Марии другого жениха, не такого дурня, как ты.
Через неделю, нагрузив на одного коня все шестьдесят пять цельнометаллических лопат, изготовленных к настоящему времени, на второго – себя, а третьего взяв на смену, направился в Черкассы встречать ладью. Дорога еще толком не просохла, кони шли тяжело. Добрался к знакомой корчме уже затемно, хотя выехал загодя, задолго до рассвета. Корчма была пуста, дороги развезло, по речке еще никто не плавал, соответственно корчмарь никого не ждал. С трудом разбудил недовольного хозяина, пристроил коней в конюшне, задав им овса и сена. Хозяин вынес жареной рыбы, хлеба и кваса. Перекусив холодными блюдами, узнав, что о ладье никто ничего не слышал, с чувством выполненного долга завалился спать.