Шанс? Жизнь взаймы

Этот бесконечный день не хотел заканчиваться. Только присел возле казана с кашей, чтобы наглотаться ее не разжевывая – жевать было очень больно, – как прискакала тетка Мотря, а с ней Ждана и Любава в сопровождении казака. Оказалось, умный атаман сразу после боя отправил гонца отроеконь к нам в село притащить на оговоренное место всех лекарок со всем необходимым.

Мотря со Жданой начали откатывать яйцом тяжело контуженного казака, а Любава быстро рассортировала остальных раненых на две группы – на тех, кому нужно помогать срочно, и кто доживет до утра и так. К немалому моему изумлению, меня определили в первую категорию.

– Никогда бы не подумала, Иллар, что в твой медный котелок может такая разумная думка прийти. Не позвал бы нас – не дожил бы Киндрат до утра.

– Ты, Мотря, думай, что говоришь своим змеиным языком. А то отрежу ненароком. Тебе язык за больными глядеть только мешает.

– Люди добрые, я его похвалила, а он меня так позорит при всем народе. Полдня задницу отбивала, к нему спешила в его очи ясные заглянуть – и что в ответ?

– Хватит балы точить. Видишь крест на горбочке? Трое под ним лежат, и тут восемь подраненных. Не до шуток. А задницу твою могу салом намазать, дюже помогает. Надумаешь – приходи, помогу.

– Так я об том всю дорогу думала. Готовь сало. А приеду – Тамарке расскажу, какие у тебя руки большие да ласковые.

– Тьфу, баба. Проще удавиться, чем тебя переговорить. – Атаман гордо развернулся и быстро ретировался подальше от языкатых ведьм.

Ко мне очередь пришла уже в темноте. При свете факелов Любава всунула мне в зубы кусок палки, ножиком, тоненьким и острым как бритва, сняла крайние швы. Затем начала ковыряться в ране тонкой палочкой, которую она регулярно смачивала самогоном. Слезы катились из глаз, а зубы пытались перекусить твердое дерево, но мучительница не обращала на это внимания. Она позвала Ждану, и они, вставив соломинки в края раны, начали поочередно что-то вдувать туда и отсасывать, сплевывая это кровавое месиво. Мне оставалось держаться и стараться не грохнуться в обморок. С трудом, но у меня это получилось. Уходя, маленькая злюка не преминула уколоть:

– Плачет, как баба, – за что получила подзатыльник от тетки. Фыркнув, она ушла мучить следующую жертву.

– Не обращай внимания. Она тебя любит, и я люблю. Спаси тебя Бог за то, что ты нас к Мотре привез. А нам уже новую хату поставили. Атаман перед Великднем десять хлопцев прислал, они вместе с нашими за седмицу управились.

Если бы у меня в зубах не была зажата деревяшка, тогда, быть может, мне бы удалось преодолеть свою скромность и намекнуть, что без меня там не обошлось. Именно мне принадлежала идея отправки ударного отряда на еще одну новостройку сезона. Но именно в это время Любава накладывала мне дополнительные стежки на рану, формируя деревянными палочками и лопатками более эстетичный вид сшиваемых участков, поэтому мне удавалось лишь шипеть, как змее.

– Ну вот. Сделала, что могла. Порезало тебя до кости, шрам большой будет. Заживет быстро. На таких, как ты, все заживает как на собаке. Но ты не радуйся… чем быстрее заживает, тем быстрее ты в землю ляжешь. За все платить приходится. Видела твою невесту. Красивая девка. Жалко мне ее…

Почему-то вспомнилась мне гуцульская песня, услышанная в Карпатах:

Скрипка би не грала,
Якби не той смичок.
Чоловiк би жiнку не бив,
Якби не язичок[32].

Мне трудно объяснить, почему среди тихой пустынной степи вспомнилась песня шумного застолья, услышанная среди высоких гор, но, видно, под впечатлением этого воспоминания, выплюнув палку изо рта, прошипел ей на ухо:

– Рот закрой. И впредь головой думай, где что говорить. А то без языка останешься.

– Злой ты, Богдан. К тебе со всей душой, а ты…

– Ага, ты еще полночи мне в ране поковыряйся – так я вообще озверею. Не злись, просто не болтай лишнего, когда рядом полно ушей. Вернусь из похода – построю вам сарай и корову подарю за то, что ты так хорошо мою рожу зашила.

– Не надо нам коровы…

– Корова на хозяйстве всегда сгодится. А деткам вашим молоко надо пить.

– Да кто за ней приглянет, мы ж в разъездах все время.

– Дети и приглянут. Соседи есть, чай, не в лесу живете. Слушай, что я вас попросить хотел. Вы трав целебных побольше заготавливайте. Я вам крепкого вина хлебного привезу, настойки целебные делать будете. Попробуем их в Киеве продать. И вам монета – и мне что-то перепадет.

– Зачем тебе столько монет? Люди говорят, ты уже богаче атамана, монеты в бочонках держишь.

– Слушай больше.

Люди, люди, люди, ну зачем меня тревожите?!
Люди, люди, люди, вы же быть добрее можете[33]…

– Ты чего? Аж лицом поменялся…

– Пустое… про травы не забудь. Мне пора. Вон Андрей стоит, ждет, когда ты меня отпустишь.

– Насобираем. Ты поберегись. Лихое на тебя замышляют. Не знаю кто, не знаю когда, поэтому будь осторожен.

– Спаси Бог тебя, родная… обязательно буду.