Читаем Шансон как необходимый компонент истории Франции полностью

В конце сентября 1993 года я отправляюсь, в рамках Европейской программы обмена студентами, во французский университетский город Кан в Нормандии, столицу департамента Кальвадос. Угрюмые потомки Вильгельма Завоевателя не подпускают к себе чужаков, и я дружу главным образом с испанскими студентами. В начале лета 1994 года нам приходится расставаться, и это грустно. Чело Ньето Бланко – незабываемое имя – поставил на прощальной вечеринке шансон «Потому что ты уходишь» (Puisque tu pars, 1987) Жан-Жака Гольдмана и включил повторение. Я никогда раньше не слышал его, но, слушая его весь вечер (он прозвучал ровным счетом двадцать три раза), запомнил навсегда.

Вначале в нем чудится что-то напоминающее Pink Floyd, их песню «Есть ли кто-то там снаружи» (Is there anybody out there) из культового альбома The Wall[184]. А начальные строки этого шансона во Франции всякий знает наизусть:

Puisque l’ombre gagnePuisqu’il n’est pas de montagneAu-delà des vents plus haute que les marches de l’oubli[…]Puisque c’est ailleursQu’ira mieux battre ton coeurEt puisque nous t’aimons trop pour te retenirPuisque tu parsС тех пор, как тьма побеждает,С тех пор, как здесь нет горВыше хребта забвения.[…]Кажется еще, словноСердце твое будет биться вдали от нас.Мы слишком любим тебя, чтобы удерживать,Когда ты уходишь.

На Кан опускается ночь. На общежитие. На студентов. «Нет гор выше хребта забвения», говорит Гольдман, а затем пытается побороть несовершенство памяти. Что бы ни случилось, наши сердца будут биться вдали друг от друга, но, может, так оно и лучше, утешает он. К счастью, это очень длинный шансон, и мы, двадцатилетние, навсегда запоминаем стихи: «dans ton histoire / garde en mémoire / notre au revoir» – «И никогда / Не забывай / Нашего прощания». Мы обещаем это друг другу. Постепенно появляются ударные, голос достигает наивысшей силы, эхом отзывается хор на бэк-граунде, и, наконец, энергичное гитарное соло, достойное Дэвида Гилмора. Гольдман действует здесь мастерски, на тонкой грани между китчем и достоверностью, в одной из тех туманных областей, где и возникает красота.

Кабрель довольно долго работал в обувном магазине, Гольдман – в магазине спортивных товаров. После гигантского успеха «Подписи достаточно» (Il suffira d’un signe, 1981) он концентрируется полностью на своей карьере. «Когда музыка хороша […] Когда музыка не фальшивит, / Когда она меня направляет», поет он в биографической «Когда музыка хороша» (Quand la musique est bonne, 1982). И это только первый из его хитов. Молодая Франция мчит сквозь восьмидесятые годы под его шансоны – «Чтобы прожить» (La vie par procuration, 1986) и «Я иду вперед в одиночку» (Je marche seul, 1985).

Название этой, последней песни, похоже, указывает на некое отступление Гольдмана перед чрезмерной критикой. Вначале ему пришлось нелегко. После того, как в 1985 году, когда он три недели выступал в парижском «Зените» (каждый вечер продавалось примерно шестьсот пятьдесят билетов), Гольдман собрал наихудшие оскорбления и 20 декабря поместил их, вместе с фотографиями своей группы, во France Soir и Libération. И приписал от руки: «Благодарю за ваше особое мнение».

Очень скоро к нему явились на поклон настоящие звезды. Он помог продвижению Джонни Холлидея и Шеба Халеда, он написал песни к альбому Селины Дион, самому успешному в истории французского шансона. Ему удается даже слегка смягчить слишком резкие прорывы голоса Дион. Ее сингл «Так ты меня еще любишь» (Pour que tu m’aimes encore) становится международным хитом. К началу XXI века Гольдман становится тем, чем он всегда хотел быть: автором песен, ищущим исполнителей для своих сочинений.

В 2002 году в брюссельском Королевском Зале он поразил публику личным выступлением в своей программе. Причем представился как «техник, которого Гольдман попросил почитать стишки перед публикой».

С одной гитарой в руках он бросает вызов более чем восьми тысячам зрителей, которые не очень понимают, чего от них ждут.

«С гитарой в руках мне ничего не страшно», споет он тем же вечером в «Не бойся блюза» (Peur de rien blues, 1987). Когда зрители отправляются домой, им кажется, что они все еще слышат эту песню. Поклонники не знают, что придется запастись терпением. С 2001 года Гольдман не выпустил ни одного сольного альбома, и, кажется, не собирается менять свои привычки.

«Шум и запах»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее