Читаем Шансон как необходимый компонент истории Франции полностью

В «Стенах из пыли» (Les murs de poussière, 1977) он описывает приключения амбициозного провинциала, путешествующего по свету в поисках счастья и возвращающегося домой, не найдя того, что искал. В этой песне Кабрель описывает свой собственный путь: живя в Париже, он не чувствует себя там дома, и потому постоянно возвращается на землю предков, в деревню, где он вырос.

Он депутат муниципалитета Астаффора, он создал здесь центр помощи начинающим певцам, в работе которого и сам участвует. Его общественная деятельность отражается и в его работах: Le Lac Huron (1985; о преследовании индейцев), Madame X (1999; о бездомных), Les cardinaux en costume (2008; о проблеме нелегалов).

В 1989 году Кабрель продает два миллиона экземпляров альбома «Сарбакан» (Sarbacane). То есть примерно один из тридцати французов купил его диск. Это удивительно, учитывая, что сам Кабрель старательно сторонится публичности.

После успеха «Сарбакана» Кабрель меняет приоритеты. Теперь он все больше времени посвящает своим альбомам. Через пять лет он выпускает первый из ряда своих «декадентских» альбомов, что доказывает его принадлежность к теплой компании Джексона Брауна, Леонарда Коэна, Ренди Ньюмена и Джеймса Тейлора. В год, когда французы празднуют открытие туннеля под Ла-Маншем, а Аксель Ред запускает свою Sensualité[182] в международное поле, Кабрель удивляет всех выпуском альбома «Субботний вечер» (Samedi soir sur la terre).

Осень 1994 года, я захожу в универмаг FNAC в Антверпене и прошу продавца дать мне послушать Samedi soir sur la terre. Первая песня начинается напряженным пением скрипок. И вдруг возникает чистый гитарный аккорд. Мне это нравится. Голос Кабреля. Захватывающая песня. Дома, прослушав песню «Коррида» (La corrida) более внимательно, я понимаю, вдобавок, какой у нее сильный текст.

Больше тридцати лет прошло после смерти Бреля, и все это время Кабрель внимательно изучал традиции корриды. Но Кабреля интересует другой ее аспект. Брель анализировал зрителей, Кабрель – быка.

Мы слушаем «Тореадоров» (Les toros, 1963), которые во время боя с быком движутся, страдают и умирают, – с точки зрения Бреля, они делают это не зря. Мелкие торговцы начинают чувствовать себя Дон Жуанами, Гарсиа Лорками или Неронами, серые мышки находят экзотическую романтику, которой лишена их серая жизнь. Когда бык умирает, он смотрит на радующуюся публику… Брель посмеивается мягко, но вполне очевидно.

«Кто знает, о чем думают быки, / Когда они поворачиваются и топчутся на месте, / Голые, грустные, беззащитные?» – спрашивает Брель в Les toros.

Кабрель в La corrida дает пример сочувствия. Он обдумывает вопрос Бреля и пытается представить себе, о чем думает бык и что он чувствует.

Да и бык ли это? Герой песни находится в темном помещении и чувствует, как нетерпение пронизывает его тело. Где-то за стеной смеются и поют. Открывается дверь. «Я вылетаю на свет». Бык не знает, что с ним сейчас будет. Эти «идиотские» танцы – мне они осточертели. Он как заведенный начинает гоняться за живой куклой, пока не выбьется из сил и не станет легкой добычей этой куклы. В заключительной строфе бык в предсмертном просветлении вспоминает о своей юности в далекой Испании.

Sentir le sable sous ma têteC’est fou comme ça peut faire du bienJ’ai prié pour que tout s’arrêteAndalousie je me souviensJe les entends rire comme je râleJe les vois danser comme je succombeJe ne pensais pas qu’on puisse autant s’amuserAutour d’une tombeГолова падает на песок.Это безумно приятно.Я молюсь, чтоб все скорее кончилось,Андалузия – я не забыл тебя.Я слышу их крики и свой хрип,Я вижу, они пляшут, пока я умираю,Я и не знал, что можно плясатьУ открытой могилы.

Успех Кабреля безумно возмущает интеллектуалов. Стоило упомянуть его имя в кругу «образованных» французов, как на меня поглядели так, словно я грязно выругался. Ни Серж Генсбур, ни Жак Брель или Борис Виан такой реакции не вызывали, один этот окситанский[183] трубадур.

Когда та, что была дорога моему сердцу, привела меня знакомиться со своими друзьями, она тревожно шептала мне на ухо: «Пожалуйста, Барт, не проговорись, что любишь Франсиса Кабреля, по крайней мере, не в первый вечер».

Я, конечно, тут же «проговорился», чем вызвал хмурые взгляды. У любителей так называемого «высокого искусства» все остальные проявления культуры вызывают возмущение.

«Потому что ты уходишь»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее