Шансон как необходимый компонент истории Франции

Пристрастие президента к миллиардерам и усилия по созданию благоприятного финансового климата для самых богатых воодушевили Мано Соло на песню «Ветер» (Du vent) с серьезной критикой Саркози за «его сострадание к зажиточным» и бедную социальную программу:

«Если завтра от тебя не будет толку, то тебя выбросят как собаку, и ты, раскинув руки, будешь огородным пугалом стоять на улице, нагоняя страх на работяг».

«Новая память»

В мае 2009 года парижские бульвары купались в лучах солнца. Сам я этого почти что не замечал, потому что целые дни проводил в аду Национальной библиотеки. Первые издания классической порнографии проходили через мои руки. От Рабле и де Сада до Аполлинера. Зажигательные материалы, но в прохладном сумраке библиотеки этого не ощущаешь. А по вечерам и ночам я пишу об истории эротики и порнографии, преимущественно на французском материале. Время поджимает. Я не отношусь к адептам божественного вдохновения, но верю в благотворность творческой энергии. Переход от адского возбуждения к аскетическому труду в квартире парижского друга приводят к тому, что я полностью погружаюсь в тему. А вечером, открыв окно, слушаю, как трубят слоны и ревут львы в зоосаде неподалеку.

«Во Франции все кончается песней» – неточная цитата из пьесы Бомарше. Заканчивая книгу, я слушаю свою последнюю находку: «Тукумкэри» (Tucumcari), только что вышедший альбом новой звезды – Сэмми Декостера. Склоняясь над лэптопом, я все глубже погружаюсь в творчество нового таланта. Тукумкэри – название деревни в штате Нью-Мексико, расположенном на шоссе 66. Музыка Декостера ведет слушателя за собой, в далекое путешествие.

Сингл «Тот человек не я» (L’homme que je ne suis pas) рассказывает о «любви, закончившейся на рапсовом поле». Как бы по-американски его музыка ни звучала, под каким бы влиянием звезд – Нила Йонга, Джонни Кэша и Элвиса Престли – Декостер ни находился, поет он все-таки больше по-французски, и живет в основном не в Париже, у себя на родине, в окрестностях Лилля, стране краснокирпичных домов и рапсовых полей.

Вот этим-то и пропитана его музыка. Декостер внимательно слушал не только американскую музыку. Я слышу влияние группы Calexico и Джеффа Бакли. И, конечно, французов: шлейф Алена Башунга, Стефана Эйхера и «Черного желания» тянется за его работами.

К концу месяца я наконец нахожу время, чтобы побродить по Парижу. Книга закончена. Я устал, в голове – звонкая пустота, хочется побродить в одиночестве, помечтать. Вдоль уродливых зданий университета Жюссьё иду к Сене. Музыка Декостера все еще играет в моем мозгу. Только что прозвучал победный клич Savannah Bay[185]. В этой песне Декостер использует воспоминание из своего прошлого: о счастливом периоде незадавшейся любовной связи, связанном с каникулами на пляжах Саванна Бэй. Его песня всегда заставляет меня вспоминать об окончании моей Французской Трилогии.

Прогулка вернула мои мысли к «В Париж и обратно». А Декостера вытеснил Доминик А, и в моем мозгу послушно зазвучал шансон «Новая память» (La mémoire neuve, 1995). Вспоминая эту песню, я вижу себя едущим в машине по Нормандии; я сворачиваю с E-402 и вижу Руанский собор, и тут мне приходит в голову мысль закончить «В Париж и обратно» письмом Флоберу. Воспоминание возвращается каждый раз, когда я слышу органную музыку, с которой начинается «Новая память». В поисках утраченного времени музыка – лучший проводник, чем печенье Мадлен.

Доминик А родился в 1968 году, добился успеха в девяностые и сегодня стал одним из весомых представителей французского шансона. Самая известная его песня – «Бар 22» (Le twenty-two bar, 1995), веселая история о соблазне, спетая его тогдашней подругой Франсуа Брёт, которая позже будет работать вместе с Calexico.

Эта песня начинается с истории соблазнения, описанной с двух точек зрения. Конец поражает так же, как во время его выступления со сцены в 1996 году. Он увидел, что половина публики дремлет, и в ярости изменил текст: «Я пел на французском телевидении, а в зале спали люди». Очень крутой поступок, но все равно La mémoire neuve остается моей самой любимой песней – это история человека, потерявшего память, и довольного тем, что ему больше не о чем жалеть. Когда память возвращается, герой заявляет, что это не его память. В этом есть что-то экзистенциальное.

«Сентиментальная толпа, страстно жаждущая идеалов»

За зданием Института арабского мира сверкает Сена. Я ускоряю шаг. В конце бульвара Сен-Жермен я слышу голос Стефана Эйхера, он поет «Сколько времени» (Combien de temps, 1987). Дом, двери распахнуты настежь. Люди входят, я нахально захожу вслед за ними и попадаю на чью-то вечеринку. Конечно, я никого не знаю, но – какая разница? Все танцуют со всеми.