Шансон как необходимый компонент истории Франции

Теперь, продолжает Джонни, меня «уж наверняка посадят в клетку» – это, если вы не поняли, он на Антуана намекает. – Впрочем, продолжает он, для того, чтобы со мной это сделать, «недостаточно иметь длинные волосы».

Менеджеры обоих шансонье, встретившись, становятся добрыми приятелями – и с упоением обсуждают перебранку своих подопечных. Надо ли говорить о том, с какой радостью следит за их безобразными плясками пресса и с какой скоростью растет рейтинг обоих?

Кстати, совершенно неожиданно мы обнаруживаем, что шансонье внимательно следят за общественным прогрессом. Самая последняя строфа «Болтовни Антуана», можно сказать, провидческая. Он советует побыстрее «разрешить продажу противозачаточных пилюль».

Раз пилюли уже пять лет, как легализованы в Америке, то почему Франция должна отставать? Франсуа Миттеран, послушавшись (уже второго в его случае!) шансонье, включает этот пункт в свою предвыборную президентскую кампанию 1965 года, но проигрывает Де Голлю.

И все-таки Миттеран и Антуан добились своего, 28 декабря 1967 года продажа противозачаточных пилюль разрешена.

Не стоит преувеличивать влияние шансона на политическую жизнь; в основном французские хиппи поют о peace, love & understanding[136].

Холлидей в экзотической рубашке, с букетом цветов в руке выглядит, «как будто гуляет по Сан-Франциско». Если кто-то и принимает эскапады Жака Дютрона за искусство (je retourne ma veste, toujours du bon côté[137] – из L’opportuniste), то это – враги, вроде псевдо-Элвиса, которого изображает Холлидей. Дютрон, со своей стороны, очень серьезно обсуждает всякую хиппи-фигню, о чем он и сообщает в «Хиппи-хиппи ура» (Hippie hippie hourrah, 1967), где предлагает любить цветы, марихуану и даже своих недругов. Пока психоделические гитары воют и ты слышишь из микрофона причмокивание губ, он поет, как всегда, tongue in cheek:[138]

Je suis hippie, je suis hippie,
C’est ma nouvelle philosophie
Hippie, hippie, hourrah!

Хиппи, хиппи я.
Вот философия моя.
Хиппи-хиппи ура!

Ровно за год до описываемых событий Дютрон возник, буквально из воздуха, с песней «И я, и я, и я» (Et moi, et moi, et moi). Он попросил писателя и журналиста Жака Ланцмана написать пародию на «Болтовню Антуана» и одновременно высмеять индивидуализм yéyé-генерации. Сам Дютрон сочинил музыку. Текст Ланцмана начинается с описания мелких проблем (от головной боли из-за вегетарианской диеты до ожидания месячной зарплаты), из которых во всем мире складываются проблемы крупные. И Клода Франсуа он не обошел вниманием. Каждая строфа оканчивается на j’y pense et puis j’oublie (название одного из хитов Клода Франсуа: я думаю об этом и сразу забываю), а заканчивалась песенка так: c’est la vie, c’est la vie[139].

Дютрон исполнил этот номер в иронически-отстраненной, почти безразличной манере, которая позже станет его фирменной маской. В 1967 году он приводит в восторг не только Франсуазу Арди, но и премьера Франции. В песне «Кактусы» (Les cactus) он рисует картину враждебного мира, который только и ищет возможности сделать тебе гадость (припасенные для постороннего неприятности он образно называет «кактусами»).

Чтобы подчеркнуть предательские приемы оппозиции, Жорж Помпиду цитировал «Кактусы» в парламенте.

В холодные зимние месяцы, еще до появления «Лета любви» (The Summer of Love, 1967), Дютрон сообщает всем, как он любит девушек. J’aime les filles[140] – джентльменские принципы опытного шармёра, раздающего в элегантно-безразличном стиле (je-m’enfoutisme[141]) элегантные намеки и фривольные продолжения из шансона «Плейбои» (Les play-boys, 1966): «Экстра-игрушка моя наготове, / Девушки падают мне на колени».

«Я вскарабкался на Венерин Холм»

Вдруг повсюду стали проповедовать любовь, но если кто-то в шестидесятых произносил слово «любовь», то имелся в виду только секс. То же самое относится к песням. А ведь всего за несколько лет до того требовалась сильнейшая лупа, чтобы разглядеть намеки на этот самый секс. В «Песне состарившихся любовников» (La chanson des vieux amants, 1967) Жак Брель пытается оправдать супружескую неверность такими словами: «ведь нужно, чтоб и тело ликовало». Действие менее известного шансона – «Газ» (Le gaz, 1967) – разыгрывается в борделе, где мужчины заявляют друг другу «Я – человек газированный» и объясняют, что они приходят сюда не только для того, чтобы пивка выпить.