Шантарам

После молитвы мы, согласно обычаю, обнялись друг с другом и направились вслед за Махмудом к берегу по тропинке. Мы все молились, каждый по-своему, и все оплакивали Салмана, но мы были не похожи на группу богомольцев, посетивших святилище. На нас были модные костюмы и темные очки, у всех, кроме меня, имелись при себе часы престижной марки, золотые кольца, цепи и браслеты, стоимость которых превышала годовой заработок процветающего контрабандиста. И мы шли, сознавая свою значительность, той пританцовывающей походкой, какой ходят все гангстеры, когда они вооружены и готовы вступить в схватку. У нас был настолько колоритный и угрожающий вид, что приходилось чуть ли не силой всовывать пачки банкнот профессиональным нищим на перешейке.

Три автомобиля ждали у парапета примерно в том месте, где мы стояли с Абдуллой в ту ночь, когда я познакомился с Кадербхаем. Позади них был припаркован мой «энфилд».

– Поехали с нами на обед, – радушно пригласил меня Санджай.

Было бы, конечно, неплохо отвлечься от грустных мыслей после траурной церемонии, тем более что меню включало наркотики и симпатичных непритязательных девушек. Я был благодарен за приглашение, но отклонил его:

– Спасибо, но мне надо встретиться с одним человеком.

– Аррей, приводи ее с собой, – предложил Саджай.

– Понимаешь, у нас серьезный разговор… Так что увидимся позже.

Абдулла и Назир пошли проводить меня до мотоцикла. Не успели мы сделать двух шагов, как нас нагнал Эндрю.

– Лин, – проговорил он быстро и нервно, – я хочу поговорить с тобой… насчет того, что произошло тогда на автостоянке… Я хочу сказать… что я сожалею… Ну, в общем, я прошу у тебя прощения, йаар.

– Да ладно, все в порядке.

– Нет, не в порядке.

Он взял меня за локоть и отвел в сторону, где нас не могли услышать.

– Я не сожалею о том, что сказал о Кадербхае. Он, конечно, был наш босс и все такое, и ты, я знаю… ну, вроде как любил его.

– Ну да, вроде.

– И все равно я не сожалею о том, что сказал. Понимаешь, со всеми своими благочестивыми речами Кадербхай не помешал Гани и его бандитам изрубить Маджида на куски, чтобы сбить копов со следа. А ведь Маджид был вроде бы его старым другом.

– Да, но…

– И потом, все эти его принципы и правила все равно были без толку. К нам перешли от Чухи все его источники дохода. Санджай поручил мне заниматься девушками и видеофильмами, а Фейсал с Амиром будут руководить торговлей гарадом. Они, как и я, вошли в состав нового совета. Мы заработаем на этом охрененные деньги. Дни Кадербхая прошли, они позади.

Я посмотрел в светло-карие глаза Эндрю и тяжело вздохнул. После той ночи на автостоянке я испытывал неприязнь к нему. Я не мог забыть произнесенных им слов, которые чуть не привели к драке. И то, что он сказал сейчас, еще больше разозлило меня. Если бы мы только что не поминали нашего общего друга, я съездил бы ему по физиономии.

– Знаешь, Эндрю, – ответил я ему без улыбки, – не могу сказать, чтобы это твое извинение так уж меня утешило.

– Это было не извинение, Лин, – растерянно отозвался он. – Извиниться я хочу за то, что сказал о твоей матери. Об этом я очень сожалею, поверь. Прости меня, пожалуйста. Это было очень низко – говорить так о твоей матери, да и вообще о чьей-нибудь. Ты был бы в своем праве, йаар, если бы врезал мне за это. Матери – это святое, йаар, и я уверен, что твоя мать очень достойная женщина. Так что, в общем, прими мои извинения, пожалуйста.

– Ладно, все в порядке, – сказал я и протянул ему руку.

Он схватил ее обеими своими и с чувством встряхнул.

Мы с Назиром и Абдуллой подошли к моему мотоциклу. Абдулла был необычайно молчалив. Его молчание повисло между нами как зловещая угроза.

– Ты сегодня уезжаешь в Дели? – спросил я.

– Да, в полночь.

– Я провожу тебя в аэропорт?

– Спасибо, лучше не надо. Я проскользну незаметно для полицейских, а если ты будешь со мной, они обратят на нас внимание. Но мы, может быть, увидимся в Дели. И потом, есть работа в Шри-Ланке. Я хочу сделать ее вместе с тобой.

– Не знаю, старик… – сдержанно ответил я. – Там ведь война, в Шри-Ланке.

– Нет такого места, где не было бы войны, и нет человека, которому не пришлось бы воевать, – сказал он, и я подумал, что это, пожалуй, самая глубокая мысль, какую он когда-либо высказывал. – Все, что мы можем сделать, – это выбрать, на чьей стороне драться. Такова жизнь.

– Хм… Надеюсь, что она не вся в этом, братишка. Но, черт, может быть, ты и прав.

– Я думаю, ты мог бы поехать туда со мной, – продолжал он настойчиво, хотя и было видно, что это ему нелегко. – Это будет последняя работа, какую мы сделаем для Кадербхая.

– Для Кадербхая?

– Кадер Хан попросил меня сделать это для него, когда из Шри-Ланки придет… сигнал. И теперь сигнал пришел.

– Слушай, братишка, я не понимаю, о чем ты говоришь, – сказал я как можно мягче. – Объясни толком, что ты имеешь в виду. Что за сигнал?

Обратившись к Назиру, Абдулла быстро заговорил с ним на урду. Тот несколько раз кивнул и сказал что-то насчет имен – вроде бы что не надо упоминать имен. Затем Назир широко, дружески улыбнулся мне.