Шантарам

– Мне он много чего рассказал… О том, что я не знала. Наверное, это его рассказы довели меня до точки. Он сказал, что она послала Раджана следить за тобой и навела на тебя копов после того, как он сообщил ей, что мы занимались с тобой любовью. Я всегда ненавидела ее, но это было той каплей, которая переполнила чашу терпения… Она не могла допустить, чтобы у нас с тобой все получилось, чтобы мне было хорошо. Гани был обязан мне кое-чем, я напомнила ему об этом, и он организовал беспорядки. Пожар был что надо. Я сама участвовала в поджоге.

Она замолчала, сжав зубы и глядя на свои ноги в песке. В глазах ее отражались дальние огоньки. Я представил себе, как должны были выглядеть эти глаза, когда в них горело пламя того пожара.

– О том, что случилось в Штатах, я тоже знаю, – сказал я, выдержав паузу.

Она быстро подняла голову и внимательно посмотрела на меня.

– Лиза, – сказала она.

Я не ответил. Она тут же поняла, как это умеют женщины, все, чего никак не могла знать, и улыбнулась:

– Это хорошо: Лиза и ты. Ты с Лизой. Это… замечательно.

На моем лице не отразилось ничего, и ее улыбка растаяла; она опять опустила взгляд на песок.

– Тебе приходилось убивать человека, Лин?

– Когда именно? – спросил я, гадая, что она имеет в виду: Афганистан или наше недавнее сражение с Чухой.

– Когда-нибудь?

– Нет.

– Я рада, – громко выдохнула она. – Хорошо бы…

Она опять замолчала. Издали до нас доносились шум праздника, радостный смех, перекрывавший рев духового оркестра. Рядом с нами музыка океана лилась потоком на податливый берег, а пальмы у нас над головой трепетали на освежающем ветру.

– Когда я пришла туда… в его дом, в его комнату, он стоял и улыбался мне. Он был рад видеть меня. И на какую-то секунду я отказалась от задуманного, мне показалось, что все прошло. Но тут я увидела в его улыбке… нечто грязное. Он сказал: «Я знал, что тебе захочется прийти еще раз…» – что-то вроде этого. И он стал проверять, закрыты ли двери и окна, чтобы нас не накрыли…

– Не надо, Карла…

– Когда он увидел пистолет, стало совсем плохо, потому что он начал… не молить о пощаде, нет, а просить прощения. И мне было ясно: он прекрасно понимал, что сделал со мной, какое зло мне причинил. Это было нестерпимо. А потом он умер. Крови было не так уж много – я думала, будет гораздо больше. Может быть, добавилось потом. А больше я ничего не помню до тех пор, пока не очнулась в самолете рядом с Кадером.

Она успокоилась. Я подобрал свернутую спиралью раковину, заостренную на конце. Я сжимал ее в кулаке, пока наконечник не проткнул мне кожу, и тогда отбросил на песчаную рябь у воды. Подняв голову, я увидел, что она смотрит на меня, сосредоточенно нахмурившись.

– Что ты хочешь знать? – спросила она напрямую.

– Почему ты никогда не говорила мне о Кадербхае?

– Тебе нужна голая правда?

– Разумеется.

– Я не могла тебе доверять, – сказала она, не глядя на меня. – Нет, не так. Я не знала, могу ли я тебе доверять. Но теперь, пожалуй, знаю: я могла довериться тебе с самого начала.

– Понятно, – произнес я, не разжимая губ.

– Я пыталась сказать тебе. Пыталась удержать тебя в Гоа – ты же помнишь.

– Все было бы иначе… – бросил я, но затем вздохнул, точно так же как она, и сказал спокойнее: – Все могло быть иначе, если бы ты сказала, что работаешь на него, что ты завербовала меня для него.

– Я тогда убежала… уехала в Гоа, потому что мне стало тошно. Дело в том, что эта затея с Сапной была моей. Ты знал это?

– Нет! О господи, Карла…

Глаза ее сузились, когда она увидела жесткое и разочарованное выражение моего лица.

– Не убийства, разумеется, – добавила Карла. Ее, по-видимому, шокировало то, что я счел ее способной замышлять кровавые злодеяния. – Это Гани повернул все таким образом. Для того чтобы переправлять контрабанду в Бомбей и из Бомбея, им нужна была помощь людей, которые не хотели ее предоставлять. Моя идея заключалась в том, чтобы придумать общего врага, Сапну, и заставить всех сообща бороться с ним. Сапна должен был лишь расклеивать листовки, писать граффити, взрывать на пустырях бомбы – пусть все думают, что появился опасный народный вожак. Но Гани считал, что этого недостаточно, что людей надо запугать, и начались все эти убийства…

– И тогда ты уехала в Гоа.

– Да. Знаешь, где я впервые услышала об убийствах, о том, как Гани извратил мою идею? В вашей Небесной деревне, куда ты водил меня на ланч. Твои друзья говорили об этом. Я была потрясена. Я пыталась остановить это, но все было бесполезно. И тут Кадер вдруг сказал мне, что ты в тюрьме и тебе придется оставаться там, пока он не добьется от мадам Жу того, что ему надо. И тогда же он велел мне… поработать с одним молодым пакистанским генералом. Мы уже встречались с ним по делам, и я ему нравилась. И я… работала с ним, пока это надо было Кадеру, а ты был в тюрьме. Потом я просто бросила все это. С меня было довольно.

– Но потом ты вернулась к нему.

– Я пыталась уговорить тебя остаться в Гоа со мной.

– Почему?

– Что значит «почему»? – Она нахмурилась; вопрос, казалось, раздражал ее.

– Почему ты пыталась уговорить меня остаться?

– Разве это не очевидно?