Шантаж

- Вы молоды и наивны, Вольдемар. Вы видели только то, что видели, и ничего другого. Думаете, то, что сейчас, - навеки? А?

- Как-то не задумывался...

Где тут задумаешься? Взял товар - отдал товар - деньги хозяину - парное себе - в любой миг жди напасти - готовься бежать или драться насмерть. Навеки - не навеки? Велика разница!

- Напрасно не задумывались, голубчик. Я еще увижу - а вы тем более, - как весь этот сумасшедший дом развалится. И тогда мы окажемся на свободе и на высоте - те, у кого что-то есть!

"Ну, понесло старуху!"

Приезжий счел, что раскусил ее вполне - "парижская матрасница". Но отчасти Прахова выступала и "купчихой": вольные расходы нет-нет да и вынуждали расстаться с увесистым мешочком - но уже в иных сферах, в элитарном обществе, куда ни Чистодела, ни какого-нибудь Мишу Токарева и в подъезд-то не пустили бы.

И она же, использовав древние знакомства, некогда пристроила Миркина для "стажировки" в Столешников.

Горевала Прахова и досадовала, что с арестом Бориса жизнь ее поскучнеет, нечем станет занять мысли и воображение. И вот - приход Вольдемара. Возрождение и - не исключено - даже новые горизонты!

Отсюда и желание сразу показать себя, и подчеркнутое радушие, и стремление приручить звероватого незнакомца.

Однако он напрасно опасался, что старуху "понесло". Изложив свое политическое кредо, она решительно поднялась:

- Ну-с, приступим к делу. Металл с собой?

- Да.

- Положение ваше, конечно, затруднительно. Но вы милый мальчик, и грех наживаться на чужой беде. На первый раз рассчитаюсь, как платила Борису. Давайте.

Приезжий снял кожаный пояс-мешок:

- Два кэгэ триста.

- Знаю. Деньги были приготовлены.

Она отперла шкатулку на рояле, вынула пачку крупных купюр, получила в обмен пояс и унесла за ширму. Приезжий быстро пересчитал деньги: к положенной сумме приплюсовывался парное Миркина и парное Чистодела. Недурно.

За ширмой слышалась возня: хозяйка, надо полагать, проверяла вес и припрятывала шлих.

Приезжему уже не терпелось уйти.

- Пора расставаться, Антонина Валериановна, - сказал он, едва завидя ее.

- Опять вы торопитесь, Вольдемар. Вы еще должны мне рассказать, на чем, современно выражаясь, погорели.

- Погорел?.. - свел он брови. - Я пока ни на чем не горел.

- Да? А почему же я вас сразу раскусила, как вы думаете? Милиция подробно описала мне вашу внешность.

- А, черт!..

- Имейте в виду, вас ищут. Вас и того, который якобы должен Борису десять рублей.

- Не сказали, за что?

- Такие вещи полагается знать самому, дорогой, - справедливо возразила Прахова.

Приезжий встревоженно закружил мимо кресел на лапах и резных комодов.

- Надо смываться. Может быть, что за домом следят?

- Явных признаков нет. Сюда вы проскочили благополучно, иначе они бы давно явились. Но береженого Бог бережет. Настя!.. Взгляни, милая, нет ли вокруг шпиков.

Та взяла на кухне мусорное ведро и вышла.

- Думаете, она справится?

- Ах, молодой человек, мы с Настей прожили долгую жизнь, чего только не бывало! И пока справлялись.

Помолчали.

- Да вы не нервничайте. Если они тут, вы уйдете, как Александр Федорович.

- Какой Александр Федорович?

- Да Керенский же. Господи! - с неудовольствием пояснила хозяйка молодому невежде.

- А как он ушел?

- В дамском платье. Надо знать родную историю! ...Да, так что там у вас стряслось? Раз вы пришли сюда, я должна знать.

- Ну сделал я заход на экспертизу по делу Миркина, пугнул, чтоб молчала... а то, мол, придушу любимого племянника.

- Какая кровожадность! - оживилась Прахова. - И что же?

- Такая гадина попалась: да-да, говорит, конечно, а сама, выходит, побежала жаловаться!

- M-м... нехорошо. Но что вас, собственно, толкнуло?

- Борис взвешивал дома металл?

- Как же иначе?

- Тогда на весах найдут шлих.

- Ай-я-яй!

- Я хотел предотвратить.

- Как жаль, что сорвалось! Задумано было талантливо. Н-да, боюсь, Борису придется туго. Впрочем, он довольно хитер.

- Продать может?

- Меня нет. Я его воспитала, как родного, вывела в люди. Он мне всем обязан. А вот вашего посредника... Он ведь теперь никому не нужен, только помеха, а?..

- Если выберусь цел, я о нем подумаю. - Приезжий посмотрел в глаза старухе: они тоже горели молодо и зло.

* * *

С немалыми предосторожностями и уловками добрался Приезжий до пивной. По всем приметам позади было чисто.

В помещении, хорошо видном сквозь широкое окно, уже составляли один на другой столики, и лишь барабанщик ютился еще в уголке, сморенный ожиданием и несчетными пенными кружками, влитыми в утлую свою утробу.

Растворившись в тени газетного киоска, Приезжий выждал, пока того выдворили на улицу. В растерянности он топтался у дверей, памятуя, что ведено отсюда не отлучаться. Однако пиво не греет, а лужи на глазах затягивало ледком, и спустя минут двенадцать Чистодел закоченел настолько, что презрел начальственное приказание. Он зарысил сначала вправо, но от угла повернул в противоположном направлении - в теплые недра метро.

Приезжий незримо сопровождал его, молясь своему охотничьему богу, чтобы не оказалось иных сопровождающих. Нет, никого не интересовал продрогший вечерний прохожий, нырнувший в вестибюль под светящейся буквой "М".