Шантаж

В глазах симпатичного лейтенанта читалось восхищение… Мне было приятно, правда я все время косилась на Славку с Катькой Уколовой. После танца я увела лейтенанта туда, где в окружении ребят, с повисшей на его руке Катькой, стоял мой бывший ухажер. Когда мы оказались в пределах видимости всех интересующих меня лиц, я неожиданно прервала завязавшийся нейтральный разговор и, крепко обхватив лейтенанта за шею, прижалась близко-близко к мужскому телу и впилась голодной пиявкой в горячие губы. Мне даже до сих пор помнятся ощущения от того поцелуя, как мне стало вдруг не хватать воздуха, внизу живота разлилась непонятная горячая волна, по коже побежали мурашки, голова, а вместе с ней весь мир, начали кружиться. Инициатива почти сразу перешла к лейтенанту, его губы захватили во влажный плен мои губы, язык настойчиво вторгся в рот, и уже через несколько секунд влюбленность в Славика мгновенно и навсегда исчезла. Все ушло на второй план, даже обиженное лицо подруги Машки, все стало неважным, ненужным, глупым, хотелось только одного — не прерывать поцелуя, не разрывать объятий с этим первым попавшимся под руку лейтенантом. Потому что между нами происходило волшебство и стихийное бедствие одновременно.

Само собой получилось, даже не помню, кто проявил из нас инициативу, но мы ушли в какой-то темный закуток и продолжили там целоваться. Во мне тогда впервые настойчиво заговорила женщина, которой хотелось больше поцелуев, больше объятий, узнать, прочувствовать, что же происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине, вкусить тайны взрослой жизни. У меня и в мыслях не было расставаться с девственностью, но сейчас я понимаю, что действовала очень раскованно и рискованно. Я повела лейтенанта в подсобку нашего клуба, мне хотелось полного уединения и продолжения волшебства. Парень не сопротивлялся. Кажется, он тоже попал под магию притяжения наших тел. Как только за нами закрылась дверь подсобки, он настойчиво притянул меня к себе, мужские губы снова накрыли припухший рот, а руки заскользили по моему телу, приподнимая подол чехословацкого платья. Он действовал властно и уверенно, а я не сопротивлялась, не могла, не хотела, таяла от прикосновений его пальцев. Помню вспышку в теле, когда мужская рука коснулась моих трусиков. А потом была вспышка в глазах — кто-то включил свет, прерывая наш сексуальный тет-а-тет. На пороге стоял папа, а за ним маячила фигура моей подруги Машеньки, которая, видимо, и доложила генералу Кольцову, что мы с лейтенантом отправились в подсобку. А я вся зацелованная, с развязанным бантом английской леди, расстегнутыми чуть ли не до пояса пуговицами, с задранным подолом голубого платья, с мужской рукой в белых пропитанных влагой трусиках. Впрочем, лейтенант тотчас же убрал руку и отскочил от меня, будто ошпаренный. Подслеповато щурясь после темноты, мы уставились на генерала Кольцова, лицо которого стало покрываться красными пятнами гнева… Конечно! К его шестнадцатилетней красавице и умнице дочке кто-то посмел прикоснуться без его ведома!

Помнится, папа рявкнул так, что задрожали стены:

— Какого черта здесь происходит?!

Лейтенант вытянулся по струнке, побледнел. Генерал Кольцов в гневе — зрелище не для слабонервных. Я тоже побледнела, покраснела, затряслась осиновым листочком и принялась лихорадочно приводить в порядок свою одежду.

— П-папа, я н-не хотела… — не хотела тебя расстраивать… Только договорить окончание фразы не смогла, жалобно всхлипнула, слезы крупным горохом покатились по щекам.

— Ира, марш домой! — тонкие стены подсобки снова задрожали от отцовского крика.