Шантаж

— Как можно быть такой невнимательной! — пожурил Горяинов. — А поцеловать любимого мужа! — и похлопал пальцем по щеке, указывая, в каком месте он хотел бы чувствовать мои поцелуи.

Хорошо, что на щечку показал… Как же надоели эти игры в идеальную семью! Пришлось возвращаться. Коснулась губами небритой щеки «любимого» супруга. Снова пахнуло перегаром, снова меня передернуло от отвращения. А «ненаглядному» мужу вдруг захотел большего. Ухватив меня за шею, приник губами к моим губам и для большей показательности, большей пошлости хлопнул меня по попе. Замутило, побоялась даже, что не смогу удержать в желудке вкуснейший омлет с кусочками креветок.

— Теперь можешь идти.

— До свиданья, милый, — еще раз попрощалась я, тщательно следя за интонацией голоса, чтобы, не дай бог, в него не проскользнула ирония.

Скоро фарс под названием «счастливый брак» закончится. Алексей Иванович вместе с адвокатом обещали выяснить, что из имущества можно отстоять в случае моего развода. Мне от Сережи ничего не нужно, даже от алиментов отказалась бы, глядишь, проживу как-нибудь, но в этой ситуации нельзя думать о своей гордыне, надо еще Митьку на ноги поднимать.

Слава богу, наконец-то я вышла из удушающего склепа своего дома. Ира, потерпи еще немного, совсем чуточку осталось, и сможешь полной грудью вдохнуть чарующий запах свободы.

Ни слова не спросив, молчаливый и предупредительный Стас, после того как мы завезли сына в школу, повез меня по знакомому маршруту на квартиру к своему хозяину. От него я тоже скоро стану свободной. Замечательно. Ведь правда?!

По мере приближения внутри возрастало томление. И в сердце шип, пожалуй… Расстаться с этим волчарой будет непросто, а жар наших встреч еще долго будет душить меня воспоминаниями. Ирина, шакалы не достойны любви и сожалений. Побалуй себя немного, а потом переступи и навсегда забудь. Как говорится: «Плюнь и разотри». В твоей жизни есть только один значимый мужчина — Митька. Все остальные — просто вода.

Как много ступенек в этом неказистом подъезде ничем не примечательной пятиэтажки, и какой противный, ужасно противный звонок. Режет слух, каждый раз вздрагиваю. Надо сказать Валере, чтобы поменял. Хотя, скорее всего, это не его квартира, зачем ему заморачиваться. Да и какая разница? Сегодня ведь наша последняя встреча…

— З-здравствуй, Валера. — Голос дрогнул.

— Здравствуй. — На мужских губах кривая ухмылка.

Выражение лица совершенно невозможно прочитать. Почувствовала себя девчушкой на первом свидании. Руки стали огромными, мешающими и выдающими мою нервозность жердями. Куда же деть сумочку?

— Проходи, разуваться не надо, — скомандовал Довженко, развернулся и направился в единственную комнату этой квартиры.

Двинулась следом, сердце тревожно сжалось в груди — диван был почему-то собран. Значит, будем совокупляться стоя.

— Как мы будем в этот раз?! Мне раздеваться или тебя возбуждает рвать одежду? Как встать?! Опереться о стенку или на колени опуститься?

Зачем я все это говорю? Закрой рот, дурочка! Зачем ненужный гонор?! Ведь сама не меньше его пылаешь, меня возбуждает его грубоватая, местами экстремально жесткая страсть. Но не в чувствах же шакалу признаваться…

Серые глаза полыхнули злостью. А может, это боль? Трудно понять…

— Нет, Ира, ничего не надо. Вот возьми, — протянул мне обыкновенный черный пластиковый пакет.

Недоумевая, взяла.

— Что это?!

— Деньги, которые я вымогал у тебя. И еще… Ира, я удалил видео с тобой и тем златокудрым аполлоном, а также все видео с нашего отдыха. Можешь быть уверена, копий больше не осталось. Ты свободна и можешь идти.

Свободна, свободна, свободна… От кого? Зачем?! Меня кто-нибудь спросил, нужна ли мне эта свобода?! Но ведь именно к этому я стремилась — освободиться от шакалов и дальше самостоятельно определять свою жизнь. Так почему сейчас чувствую себя обманутой?.. Будто меня сейчас не на свободу отпускают, а горячо любимый мужчина признается в своих чувствах к другой женщине.

— Не понимаю, с чего такое благородство? Поверить, что совесть заела, трудно, у таких, как ты, не бывает этого архаичного чувства.

Слова достигли цели, в серых глазах Довженко опять появились всполохи то ли злости, то ли боли.

— Заслужил, — ровный и спокойный голос. — Можешь считать, что я наигрался, — снова кривая ухмылка и перекошенное непонятными эмоциями мужское лицо.

Почему мне так холодно стало? Словно непонятно откуда появившийся ледяной ветер пробрал ознобом до костей… Меня легко заморозить, ведь трусики я зачем-то не надела. Идиотка! Какая я идиотка! Шла сюда, чтобы в последний раз слиться в жарких объятьях, а потом эффектно исчезнуть в неизвестном направлении, но меня опередили, выставили вон первой. От разочарования даже реветь захотелось.

— Валера… — начала было я, а потом замолчала, не зная, как продолжить.

В самом деле, что я могу сказать? Спасибо, мне не нужна свобода? Я хочу, чтобы меня шантажировали, подавляли мою волю, жестко трахали и унижали?! Бред! Какой же бред!.. Вся моя жизнь — сплошной бред…