— Ира, я идиот… Когда тебя увидел, меня просто током прошибло! Не смог удержаться. Все перемешалось внутри — желание, месть, злость, восхищение тобой. Наверное, надо было как-то по-другому. Но по-другому ты могла меня послать, а так у тебя не было выбора… И я, наверное, скотина, ты права на все сто, потому что меня дико заводило тебя ломать… до определенного момента… А потом сам себе противен стал.
Она тихонько всхлипывала в моих объятьях, но, самое главное, не пыталась вырваться, и этот факт чуточку обнадеживал. Неужели генеральская дочка тоже ко мне что-то чувствует?!
— Я не знаю, почему тебя не узнала! Как я могла не узнать?! Просто это было так давно, мне не очень запомнилась внешность, а вот ощущения, ощущения от наших поцелуев в той подсобке до сих пор в памяти. Я пыталась искать повторение, но не случилось… подобного волшебства больше ни с кем не чувствовала. А Сережа так красиво ухаживал, и его одобрил папа…
Снова сжал ее в своих объятьях. Какая она маленькая, хрупкая и женственная… Ирина всхлипывала, точеные плечики вздрагивали, а слезы оставляли трогательные черные полоски на красивом женском лице.
— Это злило, невероятно злило, — признался я. — Мне пришлось пройти через такой ад ради пары поцелуев с генеральской дочкой, а ты даже не узнала случайно приговоренного на смерть лейтенанта. Стас каждый день присылал мне твои фото. Я смотрел, смотрел на тебя… И чем больше смотрел, тем больше хотел. Это стало навязчивой идеей, моей одержимостью. Во мне скопилось так много желания и других чувств, что я просто не мог быть нежным. Прости, Ира, прости! За мое скотство прости!!
Обхватил своими широкими ладонями ее щеки, коснулся губами пухлых губ и стал покрывать красивое плачущее лицо легкими быстрыми поцелуями. Плевать, что мы во дворе ничем не примечательной пятиэтажки, плевать, что всего в нескольких метрах от нас стоит мой племянник Стас, конечно, отводил глаза, но любопытство было сильнее, поэтому он то и дело удивленно поглядывал на лобызания своего типа сурового дядьки.
— А сейчас, Валера, почему ты сейчас был таким холодным?! Почему сказал, что надоела?! — продолжала всхлипывать царевна-лебедь в моих руках.
— Люблю, — захрипел я, — каждую черточку, каждую клеточку, каждую волосинку… Все в тебе люблю! Но разве подобный мне скот достоин такой богини?.. Я решил, что будет правильнее тебя отпустить. А с извинениями у меня туго, слишком гордыни много, перед твоим отцом тогда тоже не извинился.
— Ты не совсем безнадежен, — смеялась сквозь слезы греческая богиня, — сейчас ведь извиняешься.
Снова принялся ее целовать.
— Валера, а я ведь тоже на тебя смотрела… Как девчонка, поглядывала украдкой, никак не могла понять, кого ты мне напоминаешь. Но ты был холодным, как ледяная глыбина, словно тебе даже находиться со мной в одной комнате неприятно, будто я какое-то мерзкое, ужасно противное существо. Жаба.
— Нет же, глупенькая, ты все неправильно поняла! — продолжал хрипеть я, втягивая ноздрями божественный запах любимой женщины, чувствуя, как постоянный болезненный спазм в груди немного отпускает. — Все совсем не так было. Я боялся не удержаться, старался быть подальше от соблазна, постоянно боролся с желанием тобой обладать. Но потом, когда увидел тебя с тем придурком… Ты… такая красивая, такая для меня недоступная, трахаешься с каким-то мускулистым хлыщом, изменяя мужу. Все кровожадное во мне снова взыграло.
— Валера, это было случайно, — стала оправдываться Ирина. — Я так устала от измен мужа… Для Сережи я давно что-то вроде красивой дорогой мебели. А еще, наверное, мне хотелось мести, хотелось снова почувствовать себя желанной…
Накрыл своими губами дрожащие губки моей нехорошей. Удивительно, но Ирина, обхватив мою шею руками, прижавшись плотнее к телу, отвечала на мои торопливые, жадные, совсем не нежные поцелуи. Голова кружилась, между нами опять была магия и стихийное бедствие одновременно. Никогда раньше не думал, что самый счастливый момент моей жизни будет около подъезда обычной неприметной пятиэтажки… Изнутри снова поднималась страсть, черти ведь никуда не делись. Хотелось забросить ее на плечо, как самый лучший приз в моей жизни, отнести в кровать, чтобы там, без всяких тормозов, снова любить эту прекрасную женщину.
— Ира, — оторвался от сладких губ, — пойдем в квартиру, там и поговорим, а то Стас не знает, куда глаза свои девать.
Ирина оглянулась на моего здоровенного плечистого племянника, так мило смутилась, даже щечки покраснели. В своих признаниях мы совсем забыли, что находимся среди двора, где нас кто угодно мог лицезреть.
Потащил ее обратно в подъезд, затем в квартиру, дверь была распахнута. Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь! Впрочем, брать тут особо нечего было, я сюда только чтобы потрахаться приезжал.