Я не помню, сколько так стояла, всхлипывая и умоляя его открыть глаза, пока на плечи не легли теплые руки. Развернувшись, утонула в черных глазах Лиманова.
– Тая, что ты здесь делаешь? Ты чего? – он сжал мои плечи, всмотрелся в глаза, перевел взгляд на Вову. – Говорят, что нет шансов, – добавил горько. – Даже если очнется, будет овощем.
– Не-ет, – я замотала головой. – Так не должно быть. Он. Он… – я подавилась слезами, откашлялась и сжала кулаки. – Он Ворон, Арсен.
– Что? – засвистело над ухом. – Вовка? Зачем ему ты? Глупости.
Я могла лишь мотать головой, слова не шли, стояли в горле горькой полынью.
– У вас что-то было? – вдруг догадался Лиманов, а я оттолкнулась и отступила. – Ты его видела лишь раз, а ревешь, словно влюблена. Тая, отвечай.
– Да! – крикнула я. – Да! Было! Доволен? Я не хотела, я...
– Он принуждал? – мужчина нахмурился, сжал кулаки.
– Да. Нет. Не твое дело.
Мне было плохо. Я запуталась. Что ему сказать? Что меня возбуждали эти эротические игры на грани? Неуместно это, болезненно. Не хочу признавать свое поражение, не могу согласиться с тем, что мой шантажист, тот, кто пугал до отчаяния, но и заводил до дрожи, лежит на кровати, опутанный проводами, и никогда не поднимется. Никогда не скажет мне, чего хотел от меня!
– Тая?
– Да! Мы с ним спали! Он приходил в маске, и мне нравились эти игры. Я ненавидела его за это, а себя сейчас еще больше ненавижу. Зря я тебе дала шанс, зря подпустила к себе.
– Спокойней, кровь пойдет, – вдруг забеспокоился Арсен, потянулся, попытался взять меня за руки.
– Иди ты к черту, Лиманов! – выплюнула в сердцах. – Нашел время выяснять, кто с кем спал! Он не встанет... – я ткнула в сторону застывшего на постели Вовы. – Ты понимаешь? Он! Не. Встанет! – я развернулась и, рыдая, побежала по этажу. Сбила кого-то в белом халате, спустилась по ступенькам заплетающимися ногами, залетела в свою палату и рухнула на кровать.
Сердце в груди было будто мятая бумага. Царапало, хрустело, сжималось. Я разрывалась и не могла понять свои чувства. С одной стороны меня тянуло к Лиманову, хотелось, чтобы он стал отцом ребенку, а с другой Ворон… Я только сейчас осознала, как он был для меня важен. Не знаю почему, но важен.
Я стерла слезы и достала мобильный.
Его последнее сообщение, забило кол в мою грудь.
Raven: и после моей смерти ты не будешь летать свободно, потому что моя любовь будет держать тебя крепче золотой клетки.
Будто сумасшедшая, я писала сообщения, но никто не открывал их, никто не отвечал. Статус шантажиста горел жестоким «оффлайн».
Тая: прости, что не услышала.
Зажала пальцем рыдающий смайл, и экран заполонили цифровые слезы.
Я скрутилась на постели в калачик и, сдерживая крик, потянула на себя покрывало. Под пальцами хрустнул мобильный, экран пошел паутинкой. Сообщения сдвинулись и остановились на предпоследней просьбе Ворона:
«Я отдам тебе весь компромат, Афина, если ты своего Арсенчика нахрен пошлешь».
Шаг 53
На допросе Соколов все переспрашивал, не встречались ли мы с ним раньше. Всматривался, пробирал русые волосы пальцами. Наклонял голову: в одну сторону, в другую. Щурился.
– Вот лицо мне твое знакомо, – и махнул рукой. – Ай, ладно. Все, Таисия ты можешь быть свободна, засадим мы этого урода надолго. Показаний хватит на пожизненное. Ничего не бойся.
– Я и не боялась, – сказала тихо и опустила глаза, чтобы не сталкиваться взглядом с Арсеном. Шеф стоял у стены, приехал тоже на допрос, но мы не говорили, делали вид, что друг другу никто. Я не могла с ним рядом находиться, было жутко больно. Сердце словно зажали в кулак и давили-давили-давили. Банально хотелось вскочить со стула и заорать.
Вова так и не пришел в себя. Из-за недосказанности в нашей с Вороном истории оставался жирный знак вопроса: беременность. Куда я пойду? Теперь уж точно Арсену с чужим ребенком я не нужна, да и мне тяжело осознавать, что его друг поступил так с нами. Шантажировал и подсовывал меня Арсену, чтобы я привязалась, а потом заставить порвать с ним. Это так жестоко. Но Вову мне все равно было жалко, до глубины души, до ежедневного крика в подушку и красных опухших глаз. Я себя за эти ненужные и непонятные мне чувства ненавидела, но жила дальше. Это не любовь, это какая-то больная привязанность, и не находила своему состоянию объяснения.
Рвала по утрам, обнимая унитаз, а потом ела мятное мороженое. От его запаха у меня приятно скручивалось все внутри – так нравилось, до ужаса. Никогда не любила мяту, а тут – прорвало. Купила себе мятную зубную пасту, мыло, шампунь и даже мятные конфеты, от свежести которых «крыша» поднималась. Но это был кааайф. Хоть какие-то мелкие радости в потоке мрака последних дней.
Дома я смогла увлечься подготовкой документов и вещей. Съездила на день к Лере, узнала, как там Артур. Все было очень печально, парень замкнулся и не разговаривал. Вообще. Дальше ему поможет только чудо. Я же пыталась спасти себя и свою душу, потому поигралась с Митей немного, отдала подарочки крестнику и его старшему братику, поцеловала всех на прощание и уехала домой.