Шантажистка

Великан делает пару глотков и ставит кружку.

— Пять минут!

Я бросаю ему связку ключей.

— Без них не войдешь.

Он исчезает, и через несколько секунд раздается громыхание входной двери.

Согласно разработанному плану, мы должны прибыть в Хаунслоу до половины восьмого, для чего выдвинуться необходимо в течение получаса. Этим утром мы прибудем на место более подготовленными, поскольку я снабдил Клемента отверткой и несколькими скрепками. Он заверил меня, что для вскрытия замка данных непритязательных инструментов ему будет вполне достаточно. Отмычка, несомненно, предпочтительнее вчерашнего живого тарана, к тому же так нам будет легче застать Габби врасплох.

Если же ее не окажется в квартире, будем караулить там до полудня. Если снова не повезет, навестим в доме престарелых мисс Дуглас и расспросим насчет ее постоялицы. Вот дальнейшие планы весьма условные. Клемент по-прежнему настаивает на слежке за Розой — вдруг выйти на Габби удастся через нее. Я, в свою очередь, от его затеи все так же не в восторге, однако в случае провала плана А и плана Б ничего другого нам попросту не останется.

Вспомнив о Розе, посылаю ей сообщение с предупреждением, что сегодня меня тоже не будет, опять по причине болезни. По части лжи мне до нее как до луны, так что угрызений совести я совершенно не испытываю.

Затем принимаюсь за заказ Клемента и опускаю в тостер четыре ломтика хлеба. У меня самого из-за обостряющейся тревоги особого аппетита нет, так что решаю ограничиться овсянкой и достаю из буфета упаковку мюсли.

Едва лишь собираюсь приступить к своему непритязательному завтраку, как снова хлопает входная дверь. Затем в прихожей доносится гулкий топот ботинок по кафельному полу, и в следующее мгновение в кухню врывается Клемент. Я поднимаю на него взгляд. Хмурое выражение лица великана не предвещает ничего хорошего.

— Сначала хорошую новость или плохую? — спрашивает он.

Мне абсолютно не до игр, но уж придется потерпеть.

— Что ж, — вздыхаю я, — начни хоть с чего-то хорошего.

— Ладно. Хорошая новость в том, что по пути в киоск я нашел пять фунтов.

— Я просто в восторге. Может, флаги развесим по такому случаю?

— Пока не до них. Вот плохая.

И Клемент достает из заднего кармана свернутую в трубочку газету и шмякает ее на стол.

— Первая страница, — добавляет он.

Дурное предчувствие разом перебивает даже тот вялый аппетит, что у меня еще оставался. Трясущимися руками разворачиваю газету на столе.

— Ох, бл… Что за… — ахаю я.

— Дело дрянь, — указывает Клемент на очевидное, — однако становится еще хуже.

Я снова таращусь на него, а потом на заголовок во всю первую полосу центральной газеты: «Депутат-извращенец снят на видео во время инцеста».

— Хуже? Как, черт побери, может быть еще хуже? — ору я.

— У подъезда уже с десяток журналистов.

Тут уж я лишаюсь дара речи. Сознание мое замыкается накоротко, словно врачи сообщили мне о смертельной болезни на финальной стадии. Выхода нет. И никакой план уже не поможет. За три дня до назначенного срока Габриэлла Дэвис, моя сестра, погубила мою жизнь самым омерзительным способом.

Игра закончена. Все. Мне конец.

— Билл. Билл!

Я слышу его голос, однако до сознания моего он не доходит. Мои чувства отключены, и я просто пялюсь в пустоту, шокированный и оцепенелый.

— Билл! Ты меня слышишь?

Внезапно ощущаю тяжесть на плече, и мой корпус дергается вперед-назад. А потом правую щеку у меня словно бы ошпаривает, и картина передо мной снова обретает резкость. Словно вырывающийся на поверхность воды тонущий, я жадно хватаю воздух.

— Черт, Билл! Я уж подумал, ты сейчас сознание потеряешь!

Я даже не заметил перемещения Клемента, однако он уже восседает на стуле рядом со мной.

— Ты… Ты ударил меня.

— Эй! — рявкает великан. — На телячьи нежности у нас нет времени. Давай, соберись!

Как там Роза выразилась на прошлой неделе? Что-то про чай и сочувствие? Даже если Клемент и держит кружку с чаем, сочувствия в его голосе кот наплакал.

— Все кончено, Клемент, — шепчу я. — Мне конец.

— Нет, не конец! Не конец, пока я не скажу!

Я опускаю взгляд на издевательский заголовок. Переворачиваю газету и безучастно смотрю на последнюю страницу. Англия проиграла чемпионат по крикету. Ну вот, опять.

— Почему, по-твоему, она сделала это сейчас? — продолжает бушевать великан. — Какой в этом смысл?

— Это уже не важно. Важно лишь то, что она сделала это.

Даже для меня собственный надломленный голос звучит еле-еле.

— Нет, важно, черт побери! — ревет он. — Еще три дня, и Габби получила бы миллионы, а вместо этого она соглашается на… На сколько? Пятьдесят штук? Сто? Больше-то газета в жизнь не заплатит! — Он подается ко мне. — Похоже, мы спугнули ее. Роза, наверно, вчера доложила ей, что ты рано ушел с работы, вот она и подумала, что ты что-то затеял. И решила, что не стоит рисковать и дожидаться крупной выплаты в пятницу!

— Опять же, что с того? Свое черное дело Габби уже сделала…

— Да блин, Билл! Ты не врубаешься, что ли?

— Во что?

— Она согласилась на жалкую сумму, потому что не рискнула тянуть до пятницы, и тогда вопрос сводится к следующему: почему?

Я лишь бессильно пожимаю плечами.