Шардик

— Символ, вырезанный на Теретском камне, — прошептала Мелатиса в совершенном смятении. — Он призывает божью силу и защиту божью. Одна только тугинда может рисовать этот знак, не совершая святотатства. О боже! Она была вынуждена оставить калитку незапертой, но сделала для нас все, что в ее силах…

— Скорее! — вскричал Кельдерек. — Она не могла уйти далеко! — Он кинулся к дому и заколотил кулаками по ставням, вопя во все горло: — Анкрей! Анкрей!

Луна светила достаточно ярко, и долго искать не пришлось. Тугинда лежала, где упала, — в тени глинобитной стены на полпути к берегу. При их приближении двое мужчин, склонявшихся над ней, по кошачьи бесшумно бросились прочь. На шее сзади у нее был огромный синевато-багровый синяк, изо рта и носа текла кровь. Плащ, который она накинула поверх торопливо надетой одежды, валялся в паре локтей от нее, где его бросили грабители.

Анкрей легко, как ребенка, поднял тугинду на руки, и они поспешили обратно; Кельдерек держал нож наготове и часто оглядывался, не идет ли кто за ними. Но никто к ним по дороге не пристал, и Мелатиса ждала во дворе, чтоб отпереть калитку. Когда Анкрей положил жрицу на кровать, девушка осмотрела ее и не нашла никаких серьезных повреждений, кроме сильного ушиба в основании черепа. Она всю ночь просидела возле нее, но к рассвету тугинда так и не пришла в сознание.

Часом позже Кельдерек, взяв с собой оружие, деньги, съестные припасы и перстень с печаткой, принадлежавший Бель-ка-Тразету, один отправился в Лэк.

ЧАСТЬ VI. Геншед

48. За Лэком

Был послеполуденный час следующего дня, для ранней весны достаточно жаркий, чтобы непрерывно щебетавшие с самого утра птицы замолкли и по лесу разлился влажный, душный запах молодой листвы и новых побегов. Извилистая Тельтеарна, поблескивая на солнце, стремительно и бесшумно несла свои воды к Лэку и дальше, к Зераю. Немного севернее Лэка начинался лесной массив шириной в лигу-полторы — он тянулся на север почти до самого прохода Линшо и был отделен от предгорий и гор полосой открытой местности. С южной окраины этого густого, малопроходимого леса медведь и совершал набеги на лэкские загоны и стада.

Берег здесь плохо просматривался, сплошь изрезанный высокими мысами, между которыми река разливалась ручьями и узкими заводями длиной до тысячи шагов. Травянистые холмы мысов, густо поросшие деревьями и кустами, выступали далеко в русло и обрывались крутыми откосами к заболоченным затонам между ними. Здесь в изобилии водились лягушки и змеи, а в сумерках, когда болотные птицы закончат кормежку, из леса вылетят большие летучие мыши, чтобы охотиться на ночных мотыльков над открытой водой. Место было дикое, пустынное; сюда лишь изредка наведывались рыбаки, ловившие рыбу с челнов на порядочном расстоянии от берега.

Кельдерек лежал у подножия дерева оллаконда, почти полностью скрытый среди обнаженных толстых корней, которые вились и переплетались вокруг него подобием канатов. Царило полное безветрие, и тишину нарушало лишь ровное гудение насекомых. Подернутый солнечной дымкой противоположный берег, голый и скалистый, казался таким же далеким, каким выглядел, когда много лет назад Кельдерек смотрел на него с Ортельги. Ничто не двигалось на поверхности реки, кроме нескольких водоплавающих птиц.

В жаркой тени, в тишине и одиночестве Кельдерек обдумывал предприятие столь опасное и рискованное, что даже сейчас, когда он на него решился, в глубине души он все же надеялся, что делу помешает неожиданное появление рыбаков на реке или какого-нибудь путника на берегу. Если покажутся рыбаки, подумал Кельдерек, он воспримет это как дурное предзнаменование — и тогда окликнет их и попросит отвезти обратно в Лэк на челне. Никто ни о чем не догадается, поскольку о своих намерениях он не обмолвился ни единой живой душе. Задуманное дело должно остаться в тайне.

Если тугинда все еще жива, Мелатиса не покинет ее ни при каких обстоятельствах. Она останется в Зерае, невзирая на все опасности, а когда и если тугинда поднимется на ноги — отправится вместе с ней в Лэк, теперь уже не для того, чтобы спасти свою жизнь, а единственно для того, чтобы быть поближе к Шардику, возможно даже, самой пуститься на его поиски. Но если тугинда умрет — или уже умерла, — Мелатиса, хотя она уже давно не жрица Квизо, ни на миг не усомнится в том, что должна принять на себя долг тугинды и сама найти Шардика. «Да, — горько подумал Кельдерек, — и увидеть божью волю во всех бедствиях, которыми ознаменуются последние дни умирающего свирепого зверя». Этот жалкий останок скучной, бессмысленной религии, уже доведший его до несчастья и теперь отнявший у него возможность сбежать из Зерая с любимой женщиной.