Шардик

Перед внутренним взором Кельдерека вновь возникла Мелатиса, стоящая в закатном свете; некогда недоступная красавица, всего два дня назад обнимавшая его и со слезами говорившая, что любит, а потом с веселой отвагой пренебрегшая опасностями и угрозами, среди которых он противно своей воле оставил ее выживать как сумеет. В душе Кельдерека вскипела ненависть к шелудивому немощному зверю на скале, источнику и живому воплощению суеверия, превратившему Мелатису в шлюху, а Бель-ка-Тразета в жалкого беглеца, доведшему тугинду почти до смерти и теперь стоявшему между ним и любимой женщиной. Чтобы это жалкое существо, находящееся при последнем издыхании, все еще было в силах встать у него на пути и погубить! При мысли обо всем, что он потерял, и обо всем, что еще может потерять — и, скорее всего, потеряет, — Кельдерек зажмурился и в бессильном гневе вцепился зубами в запястье.

«Будь ты проклят! — мысленно вскричал он. — Будь ты проклят, Шардик, вместе со своей мнимой божьей силой! Почему ты не спасаешь нас из Зерая — нас, которые ради тебя лишились всего, что имели; нас, которых ты обманул и погубил? О нет, ты не можешь нас спасти — ты не можешь спасти даже женщин, служивших тебе всю свою жизнь! Почему ты не сдохнешь и не оставишь нас в покое? Сдохни, Шардик, сдохни, сдохни!»

Внезапно откуда-то из леса донеслись слабые звуки, похожие на человеческую речь. Кельдерека охватил страх: после памятной ночи на бранном поле он стал панически бояться далеких голосов невидимых людей. Да и звуки какие-то странные… загадочные и непонятные… голоса скорее детские, нежели взрослые… голоса детей, плачущих от боли или горя. Кельдерек вскочил на ноги и в тот же миг услышал тяжелый плеск совсем рядом. Он оглянулся и в ужасе отпрянул при виде медведя, бредущего по отмели к берегу под самым откосом мыса. Зверь злобно смотрел на него, отряхиваясь от воды и свирепо рыча. Кельдерек в панике повернулся и стал продираться через густой подлесок, ломая кусты и разрывая лианы. Гонится ли за ним медведь, он не знал, поскольку не смел обернуться, но лихорадочно взбирался на вершину холма, не чувствуя боли от царапин и ссадин. Пробиваясь сквозь плотное сплетение ветвей, он вдруг шагнул в пустоту, судорожно схватился за ветку, обломившуюся под его тяжестью, потерял равновесие и упал с крутого обрыва в заводь у самого основания мыса. С размаху ударившись лбом о толстый древесный корень, Кельдерек перекатился на спину и остался лежать без памяти на заиленном мелководье.

49. Работорговец

Боль, жажда, ослепительный зеленый свет и смутные звуки яви, наплывающие откуда-то издалека. Кельдерек снова закрыл глаз, с трудом приоткрытый, и нахмурился, ощутив на голове подобие тугого жесткого обруча. Медленно и неуверенно подняв руку, он нащупал грубую повязку и провел по ней пальцами от виска к середине лба. Потом слегка надавил, и боль полыхнула огнем за глазными яблоками. Он застонал и бессильно уронил руку.

Теперь он вспомнил про медведя, но страха не испытал. Какое-то шестое чувство подсказывало, что медведь ушел. Дневной свет — насколько он видел сквозь прищуренные веки — стал гуще и насыщеннее (должно быть, с момента падения прошло порядочно времени), но не это обстоятельство успокоило Кельдерека. В голове у него начало проясняться, и он опять ощутил грубую повязку на лбу. Как человек, не обративший внимания на чуть слышный зловещий шум вдали, испуганно вздрагивает, вдруг поняв его значение, когда звук повторяется ближе и громче, — так же и Кельдерек, постепенно приходя в чувство, сообразил наконец, что означает повязка.

Он повернул голову, заслонил глаза ладонью и открыл их. Он лежал на берегу заводи, рядом с илистой отмелью, куда упал. Там все еще оставалась отчетливая вмятина от тела и две полосы, прочерченные пятками, когда его выволакивали на сушу. С другой стороны от него сидел мужчина и пристально смотрел. Когда Кельдерек встретился с ним глазами, незнакомец не заговорил и взгляда не отвел. Был он грязный и оборванный, с ершистыми рыжеватыми волосами и довольно темной бородкой, с набрякшими веками и белым шрамом на подбородке сбоку. Чуть приоткрытый рот придавал ему рассеянный, задумчивый вид и являл взору черные зубы. В одной руке он держал нож, острием которого покалывал пальцы другой.

Несмотря на дикую боль за глазными яблоками, Кельдерек улыбнулся и приподнялся на локте. Отплюнувшись комком ила и с трудом ворочая языком, он сказал на бекланском:

— Если это ты вытащил меня на берег и перевязал мне голову, то благодарю тебя. Похоже, ты спас мне жизнь.

Оборванец два раза кивнул еле заметно, но больше ничем не показал, что услышал обращенные к нему слова. Хотя он продолжал пристально смотреть на Кельдерека, казалось, все его внимание сосредоточено на ноже, которым он поочередно покалывал подушечки пальцев.

— Значит, медведь ушел, — сказал Кельдерек. — Что привело тебя сюда? Ты здесь охотился или просто проходил мимо?