Шардик

Кельдерек, вопреки очевидности надеявшийся, что ошибается, почувствовал горькое разочарование: мучительное сожаление, с каким ограбленный путник размышляет о том, до чего легко было избежать несчастья; и острую душевную боль, какую причиняет предательство человека, еще недавно вызывавшего глубокое восхищение и почтение. Однако у него хватило ума не показывать свои чувства барону. Ну почему Мелатиса не обратилась к нему за помощью? На поверку, печально подумал Кельдерек, она оказалась подобна великолепному церемониальному мечу, сверкающему драгоценными инкрустациями, но неуравновешенному и незаточенному.

— Куда же она отправилась, мой повелитель? Обратно на Квизо?

— Нет. И не в Ортельгу, ибо знает, что там ей несдобровать. Мы больше никогда ее не увидим. Она закончит в Зерае. Очень жаль: у нее лучше, чем у меня, получилось бы убедить девушек вернуться домой. Ладно, мы просто потеряли один челн, ну и еще пару вещей, полагаю.

Они двинулись обратно вдоль ручья. Барон шагал медленно, тяжело втыкая посох в дерн, явно погруженный в сосредоточенное раздумье. Немного погодя он заговорил:

— Кельдерек, ты наблюдал за мной, когда я впервые посмотрел в ложбину вчера. Безусловно, ты видел, что я испугался.

«Он что, убить меня хочет, что ли?» — подумал охотник.

— Когда я впервые увидел медведя, мой повелитель, я повалился наземь со страху. И…

Бель-ка-Тразет поднял ладонь, останавливая его:

— Я испугался вчера и сейчас боюсь. Да, боюсь за себя — в самой смерти, может, и нет ничего страшного, но кому нравятся предсмертные муки? — но также боюсь за людей, поскольку среди них найдется много дурней вроде тебя и глупых баб вроде них. — Он указал посохом в сторону стоянки.

После короткой паузы барон неожиданно спросил:

— Ты знаешь, как я стал таким раскрасавцем? — И, не дождавшись от Кельдерека ответа, повторил: — Так знаешь или нет?

— Вы про шрамы, мой повелитель? Нет… откуда мне знать?

— Откуда мне знать, какие сказки рассказывают в тавернах Ортельги?

— Я по тавернам не ходок, мой повелитель, как вам известно. Если там и рассказывают какую-то историю про вас, я ее не слышал.

— Сейчас услышишь. Много лет назад, совсем еще юным пареньком, я часто уходил из Ортельги с охотниками, то с одним, то с другим: отец мой был человеком влиятельным и отказаться брать меня с собой они не смели. Он хотел, чтобы я научился всему, чему учит охота, и всему, чему могут научить охотники; и я сам был вполне готов учиться на свой страх и риск. Я уходил далеко от Ортельги. Переваливал через Гельтские горы и охотился на длиннорогого оленя на юго-западных равнинах Кебина. Добирался до Дильгая и часами стоял по шею в воде в озере Кламсид, чтобы на рассвете поймать сетью золотого журавля.

Барон с Кельдереком достигли водоема, в который ручей стекал небольшим водопадом, чуть выше человеческого роста. По обе стороны от них поднимались крутые откосы, а рядом с озерцом рос меликон, простиравший над водой нарядные ветки с курчавыми листьями. В народе это дерево называют «лживая красотка». Яркие сочные ягоды, появляющиеся после цветения, непригодны в пищу, и пользы от них никакой; к концу лета они меняют цвет на матово-золотой и сами собой опадают даже при полном безветрии. Бель-ка-Тразет наклонился над водой и напился из пригоршни, а потом сел на землю, привалившись спиной к откосу и поставив посох промеж поднятых коленей. Кельдерек опасливо присел рядом. Мысленно возвращаясь к той ночи впоследствии, он всегда вспоминал скрипучий голос, медленное движение звезд по небосводу, шум воды и редкие тихие всплески от ягод, падающих в озерцо.

— Я ходил на зверя с Деракконом и Сенда-на-Сэем. Я был вместе с баронами Ортельги тридцать лет назад, когда мы, охотясь в Катрийском Синелесье как гости правителя Терекенальта, убили громадного леопарда по прозвищу Молотобоец. Правил там в ту пору король Карнат — высоченный могучий мужчина, почти великан. Веселясь после удачной охоты, мы поставили его на весы против Молотобойца, и леопард перевесил. В награду за мое умелое участие в охоте бароны отдали мне верхние клыки Молотобойца, но я позже подарил их одной девушке. Да, — задумчиво произнес Бель-ка-Тразет, — подарил девушке, находившей мое лицо привлекательным.

Впрочем, не важно, что я видел и знал, хоть я и сижу тут, похваляясь перед древними звездами, видевшими все на свете и знающими, где правда, а где ложь. Уже через несколько лет на Ортельге не было ни одного охотника или барона, который не почитал бы за великую честь охотиться со мной. Я ходил на охоту лишь с лучшими из них, по своему выбору, и отказывался иметь дело с остальными, не желая унижать громкое имя, что я себе создал. Я был… да что это я, право слово! — Барон стукнул посохом по земле. — Ты ведь небось не раз слышал, как морщинистые старухи, собираясь у очага, хвастаются своими прежними любовниками да былой красотой?