Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера

Вечером 31 июля Жорес был застрелен в кафе: вопреки расхожим утверждениям, «Action française» не имело отношения к убийству. Продолжая осуждать его идеи, Моррас признал, что «пасть за свои убеждения – несравненная честь» (MCV, I, 8). Приходится признать, что смерть спасла репутацию Жореса, пацифиста и интернационалиста, если не германофила, от полного краха. Даже его верный последователь, молодой социалист Марсель Деа ощутил в тот момент «ужасное политическое и духовное поражение. Это было или казалось концом социализма» (DMP, 37).

Потому что «завтра была война».

III

Объявление войны Франции 3 августа стало одной из многих фатальных ошибок Берлина. Лучшего подарка германофобы не могли пожелать – теперь ничто не мешало им выражать ненависть к исконному врагу рода человеческого. «Германия могла пройти, медленнее или быстрее, те стадии интеллектуального и морального прогресса, которые ей предстояли, – писал Моррас. – Ее давние претензии на звание цивилизованной страны могли быть в итоге удовлетворены. В это немного верилось, но вот новый провал перед судейской коллегией современной истории. Очевидно, что германская раса – взятая в целом – неспособна к развитию» (MCV, I, 24).

«Существование Германии несовместимо с человеческой цивилизацией и спокойствием мира» (JBA, I, 103), – вторил ему Бенвиль, главный специалист L'AF по немецким делам. Это был символ веры. «Германия в Европе, – писал он и через двадцать лет, – остается чужеродным телом, вроде опухоли, порожденной внутренней болезнью и поражающей всё вокруг себя» (JBJ, III, 237).

Многие представители противоположного лагеря вроде философа Эмиля Бутру сменили вехи. «Германская культура, – писал в октябре 1914 г. этот идейный столп республики и последователь немецкой философии, – глубоко отличается от того, что остальное человечество понимает под культурой и цивилизацией» (ДВФ, 13). «Мы глубоко опечалены закатом идеалов наших старых учителей. <…> Он (Бутру. – В. М.) [ранее] не устанавливал никакого противоречия между “германизмом” и “гуманностью”» (ДВФ, 13), – откликнулся ученый-германист Шарль Андлер, протестант по вероисповеданию и социалист по убеждениям, попавший в 1908 г. под огонь L'AF и «людей короля» за «антифранцузскую» поездку со студентами в Германию.

Моррас подробно откликнулся на высказывания Бутру, но счел его слова робкими, а аргументы недостаточными (MCV, I, 322–333; II, 36–41). Он повторил излюбленную мысль о том, что «происхождение воинственного германизма надо возводить не к Бисмарку, а к Фихте» и дальше: «Критика пангерманизма должна дойти до Канта, первого покровителя морального индивидуализма, а Кант непонятен без Лютера, величайшего раскольника европейской цивилизации и покровителя религиозного индивидуализма» (DAE, 243, 263).

«Вчера требовалось привлечь внимание к тому, что грозило ослабить нас перед лицом врага. Сегодня враг здесь. Будем думать лишь о том, как его победить», – провозгласил Моррас (MCV, I, 17). «Долг и право всех французов – занять свое место под знаменами!» – призвал герцог Орлеанский (MCV, I, 38). Сам он, томясь бездействием в изгнании, просился во французскую, бельгийскую, английскую и русскую армии, но везде был отвергнут по политическим соображениям.

Сославшись на приказ верховного вождя – герцога Орлеанского, «Action française» заявило, что перед лицом врага все внутрифранцузские разногласия должны быть забыты ради «священного союза (единения)»[130], провозглашенного 4 августа президентом Раймоном Пуанкаре в обращении к стране. «Французы просто встали все в цепь для тушения пожара, а в таких случаях никто не интересуется оттенками взглядов пожарных», – образно выразился Деа, признав Францию «национально единой, хотя и метафизически разобщенной» (DMP, 50–51). Точнее было бы сказать, идеологически разобщенной.

Монархисты объявили свои цели: «1. Поддерживать правительство, в руках которого знамя и меч Франции. 2. Усилить борьбу против шпионов. 3. Наблюдать за подстрекателями и подавлять анархию, будь то слева или справа. 4. Извлечь из войны уроки, чтобы укрепить и реформировать французское государство» (MCV, IV, 258). Движение дало «карт-бланш правительству, с которым не имеет ничего общего ни в людях, ни в идеях, и не спрашивает взамен ничего, кроме победы со всеми ее плодами» (MCV, II, 35), а в любой критике командования, церкви и, с оговорками, кабинета видело «немецкую руку».

Шарль Моррас. Условия победы. Кн. 2. 1917. Обложка и авантитул с инскриптом: «Эдуару Шампьону с сердечным приветом от старого “друга Эдуара” Ш. М.»