Читаем Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха полностью

«Следственная комиссия искала заговор 6 февраля. Но заговора не было по той простой причине, что таковых было пять или шесть, которые мешали друг другу и заслоняли друг друга», – утверждал Пюжо (CRS, 255). «Баррикады Парижа могли странным образом объединиться – не заговором, не пониманием и разумением, но чувством – возможно, впервые в его истории. <…> Люди не слишком хорошо знали, чего хотят, зато отлично знали, чего не хотят», – отметил Бразийяк (RBC, I, 531, 548). «У демонстрантов, объединенных патриотическим чувством, не было общих представлений о режиме, необходимом Франции, – констатировал историограф «Action française». – С другой стороны, соперничество групп и вождей помешало людям, разъединенным доктринально, сплотиться в действии. Такова двойная причина поражения 6 февраля. Не было согласия и, следовательно, не было заговора» (HAF, 152, 154–155).

«Осознавало ли “Action française” размах движения, который оно вызвало и так яростно вдохновляло? – размышлял Шарбонно тридцать лет спустя. – И да, и нет! Наши вожди чувствовали, что могут нанести серьезный удар республике. Но сегодня всё позволяет полагать, что на решающий исход они не надеялись! <…> Они были слишком стары, чтобы устроить настоящий заговор.

Они знали слишком много поражений. Они нажили слишком много врагов. На долгом пути они потеряли слишком много друзей. <…> У него [движения] не было ни базы данных (в оригинале: картотеки – В. М.), ни агентов, ни плана, ни разведки в стане противника. Признаем с грустью: наши вожди, никогда не перестававшие подавать нам пример честности и бескорыстия, были блестящими интеллектуалами, теоретиками и полемистами, порой агитаторами, но не сознательными и организованными революционерами. Поэтому в день, когда судьба, казалось, позволяла увенчать успехом сорок лет усилий, у них не нашлось ни средств, ни духа принять решение» (СМР, 101–102). Из-за отсутствия «необходимых позитивных условий», ибо «режим остался господином администрации, полиции и армии» (CRS, 252), монархисты не собирались захватывать власть, а союзники-конкуренты предпочитали не посвящать их в свои планы.

Сущность случившегося в эти дни в Париже хорошо передает фрагмент статьи… Федора Достоевского о парижских же политических новостях 1873 года. «Теперь слишком очевидно, что союз 24 мая заключен был решительно для одного только низвержения Тьера. Почти наверно можно сказать, что они даже и не заикались о будущем и о том, как будут относиться друг к другу сейчас по низвержении Тьера. Они не давали друг другу никаких обещаний, кроме самых насущных, единственно только завтрашних и к настоящему делу не относящихся. Они слишком хорошо знали, что каждый будет действовать лишь для своей партии и, может быть, сейчас же, завтра же, если понадобится, вцепится друг другу в волосы»[110]. Если заменить 24 мая на 6 февраля и Тьера на Даладье, описание вполне точное.

«Когда все один за другим отрицали наличие заговора с целью уничтожения республики, это было правдой, – сделал вывод Ю. Вебер. – Было много разговоров и много разрозненных планов, что затрудняло настоящий заговор. Каждая из заинтересованных групп дала понять, что выступит против любого претендента на единоличную диктатуру. Заметно испортившиеся отношения “Action française” и “Патриотической молодежи”[111] не отличались от вежливого недоверия между монархистами и “Огненными крестами”. Никто кроме “Action française” не хотел восстановления монархии, а монархисты не собирались биться ради замены нынешних парламентских болтунов на новых» (WAF, 375). «Мы должны быть скромными и не имеем права критиковать “Огненные кресты” и их вождя, – писал Моррасу 3 февраля глава Лиги «Action française» Шверер. – Де Ла Рок опасный человек, к которому я чувствую антипатию и неуважение. <…> Но создается впечатление, что мы завидуем заметному росту его группировки» (LCM-II, 106).

«В феврале 1934 г. государственный переворот не был подготовлен, – заявил на склоне лет Карбуччиа, бывший «правый» депутат и предполагаемый «заговорщик», – потому что никто не потрудился это сделать. Ни вождя, ни плана, ни людей, чтобы его осуществить. <…> Если бы мы устроили заговор, нашей первой целью стал бы захват министерств, прежде всего внутренних дел[112], военного, почт и телеграфа, и, конечно, радиостанций, которые кабинет Даладье так цинично использовал чтобы ввести в заблуждение провинцию. Но ни лиги, ни ветераны не попытались захватить ни одну стратегически важную позицию»[113].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика