«Следственная комиссия искала заговор 6 февраля. Но заговора не было по той простой причине, что таковых было пять или шесть, которые мешали друг другу и заслоняли друг друга», – утверждал Пюжо (CRS, 255). «Баррикады Парижа могли странным образом объединиться – не заговором, не пониманием и разумением, но чувством – возможно, впервые в его истории. <…> Люди не слишком хорошо знали, чего хотят, зато отлично знали, чего не хотят», – отметил Бразийяк (RBC, I, 531, 548). «У демонстрантов, объединенных патриотическим чувством, не было общих представлений о режиме, необходимом Франции, – констатировал историограф «Action française». – С другой стороны, соперничество групп и вождей помешало людям, разъединенным доктринально, сплотиться в действии. Такова двойная причина поражения 6 февраля. Не было согласия и, следовательно, не было заговора» (HAF, 152, 154–155).
«Осознавало ли “Action française” размах движения, который оно вызвало и так яростно вдохновляло? – размышлял Шарбонно тридцать лет спустя. – И да, и нет! Наши вожди чувствовали, что могут нанести серьезный удар республике. Но сегодня всё позволяет полагать, что на решающий исход они не надеялись! <…> Они были слишком стары, чтобы устроить настоящий заговор.
Они знали слишком много поражений. Они нажили слишком много врагов. На долгом пути они потеряли слишком много друзей. <…> У него [движения] не было ни базы данных (в оригинале: картотеки –
Сущность случившегося в эти дни в Париже хорошо передает фрагмент статьи… Федора Достоевского о парижских же политических новостях 1873 года. «Теперь слишком очевидно, что союз 24 мая заключен был решительно для одного только низвержения Тьера. Почти наверно можно сказать, что они даже и не заикались о будущем и о том, как будут относиться друг к другу сейчас по низвержении Тьера. Они не давали друг другу никаких обещаний, кроме самых насущных, единственно только завтрашних и к настоящему делу не относящихся. Они слишком хорошо знали, что каждый будет действовать лишь для своей партии и, может быть, сейчас же, завтра же, если понадобится, вцепится друг другу в волосы»[110]
. Если заменить 24 мая на 6 февраля и Тьера на Даладье, описание вполне точное.«Когда все один за другим отрицали наличие заговора с целью уничтожения республики, это было правдой, – сделал вывод Ю. Вебер. – Было много разговоров и много разрозненных планов, что затрудняло настоящий заговор. Каждая из заинтересованных групп дала понять, что выступит против любого претендента на единоличную диктатуру. Заметно испортившиеся отношения “Action française” и “Патриотической молодежи”[111]
не отличались от вежливого недоверия между монархистами и “Огненными крестами”. Никто кроме “Action française” не хотел восстановления монархии, а монархисты не собирались биться ради замены нынешних парламентских болтунов на новых» (WAF, 375). «Мы должны быть скромными и не имеем права критиковать “Огненные кресты” и их вождя, – писал Моррасу 3 февраля глава Лиги «Action française» Шверер. – Де Ла Рок опасный человек, к которому я чувствую антипатию и неуважение. <…> Но создается впечатление, что мы завидуем заметному росту его группировки» (LCM-II, 106).«В феврале 1934 г. государственный переворот не был подготовлен, – заявил на склоне лет Карбуччиа, бывший «правый» депутат и предполагаемый «заговорщик», – потому что никто не потрудился это сделать. Ни вождя, ни плана, ни людей, чтобы его осуществить. <…> Если бы мы устроили заговор, нашей первой целью стал бы захват министерств, прежде всего внутренних дел[112]
, военного, почт и телеграфа, и, конечно, радиостанций, которые кабинет Даладье так цинично использовал чтобы ввести в заблуждение провинцию. Но ни лиги, ни ветераны не попытались захватить ни одну стратегически важную позицию»[113].