Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

В начале января 1934 г. граф Парижский в очередной раз пригласил к себе в Брюссель Морраса, Пюжо и председателя Лиги «Аction française»[108] адмирала Антуана Шверера. «Был ли у “Аction française” шанс добиться восстановления монархии, используя возникшие трудности и не умножая бедствия страны? Тогда я в это не верил, – признался претендент. – Однако Моррас и его товарищи могли помочь объединению живых сил нации вокруг нескольких принципов: политическое обновление, моральная и интеллектуальная честность, величие Франции. <…> Никто не сомневался, что режим можно опрокинуть дуновением ветра. <…> Но движение, безусловно, никогда серьезно не думало о захвате власти. Ему было достаточно, непрестанной борьбы, фронды, дерзости. <…> А что они будут делать завтра, если их идеи победят и в Париже будет восстановлена монархия?» (HCP, 101–102).

Граф Парижский «потребовал действовать до конца»: «Дело за вами, а мы оценим вас по результатам. Ответственность целиком лежит на вас. Из ваших действий мы сделаем выводы и примем решения, которые сочтем верными» (HCP, 90, 102). Моррас не осмелился возразить или напомнить свой давний тезис: «Революция, особенно революция консервативная, реставрация, восстановление порядка, на практике возможна лишь при содействии административных и военных кругов» (МЕМ, 423). Он не надеялся даже на смену кабинета, располагавшего большинством в парламенте, но считал необходимым продолжать протесты. Настроенный более решительно, Пюжо начал готовить «людей короля» к демонстрациям, рассчитывая повторить успех 27 января, и договариваться с возможными союзниками. На вечер 2 февраля он и вожак «королевских газетчиков» Максим Реаль дель Сарте условились о встрече с Кьяппом в доме его зятя, издателя «Gringoire» Ораса де Карбуччиа, но префект не явился, передав, что не желает говорить об «авантюрах», чем вызвал жестокое разочарование Пюжо (PPF, 69). Доде нагнетал страсти, утверждая, что правительство пойдет на всё, включая политические убийства, и готовится к настоящей войне с применением пулеметов и танков.

5 февраля L’AF открыто пригрозила убийством полицейскому начальству и лично главе МВД, если те «прольют прекрасную французскую кровь <…> ради дурного, неправедного дела, ради защиты мошенников и тех, кто им продался» (RGC, 64). 6 февраля газета призвала «сегодня вечером, после работы» собраться у Палаты депутатов с криком «Долой воров!», при этом Пюжо напомнил о необходимости «сохранять хладнокровие» (RCE-II, 114). Ход событий, кульминацией которых стала кровопролитная схватка (19 убитых и умерших от ран демонстрантов, сотни раненых с обеих сторон) на площади Согласия между манифестантами и открывшей по ним огонь мобильной гвардией, воссоздан по часам и минутам. Эмоционально эту картину превосходно изобразил Дриё Ла Рошель в романе «Жиль»:

«Эта пустая каменная сцена под открытом небом, казалось, обрела свою первоначальную суть. Полиция и забившиеся в углы люди отказывались выходить на сцену. Так кончается История… “Поздно. Уже ничего не произойдет. Ничего не произошло”. И вдруг, когда он возвращался к площади Согласия, послышался гул, словно чье-то горячее дыхание опалило ему лицо. К площади, которую он считал пустой, потоками стекалась толпа. <…> Жиль увидел яростные, окровавленные лица людей, неудержимо рвущихся вперед, словно табун жеребцов, сломавших ограду и с безумным ржанием несущихся вперед, не разбирая дороги.

– Стреляют, – яростно кричали они. Обращенные к нему взоры горели страстным призывом, чьи-то руки грубо хватали его: – Пошли вместе с нами!

К нему вернулась его молодость, и он шел за ней следом. <…> Оглядевшись, он понял, что рядом с ним вновь стоит божественная чета, Страх и Мужество, ведущие войска навстречу друг другу. <…> Впереди он увидел мост и неподвижную, невозмутимую тройную линию гвардейцев. Справа, у входа на Елисейские поля, горел опрокинутый автобус. Вокруг этого неожиданного аутодафе суетились люди, греясь около огня. Дальше виднелась большая толпа, ощетинившаяся слегка колышущимися знаменами: Ветераны Войны. Жиля увлекал за собой людской водоворот, то стремительный, то безучастный, то несущийся мощной рекой, то разбегающийся маленькими ручейками. На каменной сценической площадке под открытым небом, словно отделенные друг от друга полукружия хора в греческой трагедии, народ и полиция тщетно пытались бросить свою бессильную ярость навстречу друг другу. Жиль устремлялся туда, где среди пылающих в ночи костров ему мерещилась яростная схватка. Но, добежав, он обнаруживал лишь покинутый уже квадрат асфальта, пустоту которого не могло заполнить распростертое посредине безжизненное тело»[109].

Вопросы остались. Главный: существовал ли «фашистский заговор», о котором объявило правительство при поддержке «левых» и в который некоторые верят до сих пор?

III.