Гарри Чандлер был чрезвычайно занят сооружением первой в Лос-Анджелесе радиостанции.
Бринкли, наблюдая это, был преисполнен благоговения. Вскоре торгово-промышленная палата вызвалась построить для приглашенного профессора клинику за сто тысяч долларов при условии, что он останется в городе. Он тут же принялся искать место для строительства.
Это была не первая его попытка обосноваться на новом месте. За два года до того, в ходе летних триумфов, он лелеял надежду бросить Милфорд и переехать в Чикаго. «Наша мечта – это создать новую медицинскую школу, – объявил он 5 августа 1920 года. – Обучение в ней должно длиться года четыре. Не следует питать иллюзии, что трансплантацию желез от животных можно освоить за несколько недель… И это только часть работы». Для Милфорда, сказал доктор, он сделал, что мог, но больше не в состоянии тащить на своих плечах весь город.
До этого момента медицинское сообщество воспринимало его, хоть и не без отвращения, но довольно спокойно, однако терпение медиков оказалось исчерпанным.
Все медицинские светила Чикаго дружно бросились в атаку. Мало того что его трансплантации являются чистым надувательством, у Бринкли нет даже лицензии на практику в штате Иллинойс. Давайте взглянем на его дипломы! Прежде чем основывать собственную медицинскую школу, неплохо бы самому получить порядочное медицинское образование. А диплом доктора наук, странная ученая степень, выданная юридическим факультетом Чикагского университета благодаря содействию Дж. Дж. Тобиаса, вряд ли заслуживают доверия!
Но решающий удар, разбивший в пух и прах надежды Бринкли, нанесла ему Медицинская ассоциация. Среди всех восторгов от трансплантаций, хор которых громко раздавался как в Америке, так и в Европе, голос АМА прозвучал явственным, хоть и не до конца оцененным, предостережением. Статьи в журнале Медицинской ассоциации призывали воздержаться от суждений по поводу омоложения посредством трансплантации до тех пор, пока не будут произведены дальнейшие исследования, и «не проявлять легкомыслия, превращая обрывочные сведения в законченную картину и убедительное доказательство успеха». Особо скептически настроен был Фишбейн, утверждавший, что «требуется куда больше доказательств, чтобы осмелиться высказать надежду на то, что найден метод омоложения организма». Идею использования козлиных желез он счел смехотворной, а доктор Артур Дин Биван, тогдашний президент АМА, назвал все посулы и заверения Бринкли «сплошной чушью».
Таким образом, из Чикаго он был изгнан. Но каков везунчик! Основывать бизнес на вражеской территории в непосредственной близости от штаб-квартиры АМА означало бы, так или иначе, самому нарваться на неприятности. Куда разумнее перебазировать его, перенеся через полконтинента, за буферную зону враждующих медицинских советов и тысяч крикливых газет. Воздух Калифорнии, манящий сам по себе, сулил и финансовую выгоду. Бринкли потратил несколько недель на поиски лучшего места. Что было похоже на выбор шоколадной конфеты из коробки ассорти – прежде чем его привлек к себе отель «Идальго» в Энсенаде. Девятнадцатого июня он объявил, что намерен превратить его в тридцатишестипалатный госпиталь. «Я забронировал за собой это место ввиду его, показавшихся мне очевидными, климатических пришельцев. Для успешного проведения операций на железах чрезвычайно важно, чтобы температура, а это семьдесят градусов[15]
, не была подвержена резким колебаниям… Если предприятие окажется успешным, то ряд лос-анджелесских бизнесменов готов выделить от пятисот тысяч до миллиона долларов на учреждение там соответствующего института».Учитывая, что одна мечта Бринкли сменялась другой, трудно было сказать наверняка, что он действительно намеревается сделать, а что является лишь соблазнительным рекламным ходом. Он обещал организовать учреждение, «по всем параметрам соответствующее курсу лечения на оздоровительном курорте Бэттл-Крик», а в качестве бонуса обязался проводить трансплантации, используя животных, которых станет поставлять ему хозяин ранчо в Дель-Монте.
В оставленном Бринкли Чикаго буря, как он и ожидал, улеглась. В целом руководство АМА было радо забыть о нем, раз он исчез с глаз. Но один член медицинского сообщества был не согласен и не желал пустить все на самотек. Моррис Фишбейн сохранил яркие воспоминания о проведенных два года назад трансплантациях, и эти воспоминания не давали ему покоя. Взбудораженный доносившимся из Лос-Анджелеса шумом, журналист принялся за дело, которое превратилось в главное дело всей его жизни. Его дело росло, шаг за шагом превращаясь в величайшую цель его карьеры: профессионально уничтожить доктора медицины Джона Бринкли.
Глава 11