Шарлатан

Как же мог человек таких достоинств, как Дебс, позволить втянуть себя в это болото? Доктор Фишбейн считал, что подобные Дебсу диссиденты-первопроходцы и независимые мыслители часто оказываются жертвами шарлатанов из-за склонности распространять свободомыслие за пределы своей компетентности («Политический вольнодумец склонен соблазняться и вольнодумством в науке, готовым предложить, как и он в политике, некие панацеи»). Фишбейн поделился этими соображениями с Льюисом и в самых убедительных выражениях посоветовал, каковы бы ни были его планы насчет романа, убедить Дебса поскорее покинуть санаторий.

Но непоколебимый Льюис решил отправиться в санаторий сам, чтобы разобраться на месте.

В один из будничных дней в ресторан Шлогля вошел Карл Сэндберг и, заказав сэндвич из черного хлеба с ветчиной, подсел к большому столу, где расположилась небольшая компания скучавших завсегдатаев. Служивший репортером в «Дейли ньюс», Сэндберг сильно выделялся в шлоглевской компании, за что и был уважаем, так как не принадлежал к новомодному джазовому типу. Обстоятельный, степенный, неторопливый, он больше смахивал на крестьянина с дипломом доктора наук. Откусив несколько раз от своего сэндвича, Сэндберг вытащил из кармана какие-то листки.

– Я тут рассказы писал для моих ребятишек, – произнес он, – читал им по вечерам, и вот что у меня набралось. Прочту теперь вам.

И он прочел рассказ о малыше, жившем в деревне Печенка-с-Луком.

Далее последовали другие рассказы – «Трое ребят, горшочки с патокой и тайные желания» и «Что сказать кукурузным феям, если встретишь их».

– Вы хотите это напечатать? – осведомился кто-то.

– Не думал об этом. Просто для детей писал.

Но это было неправдой. Сэндберг лелеял старые мечты. Вернувшись в домашний кабинет, он написал своему издателю Альфреду Аркуру. В письме он рассуждал о витринной выставке и о том, как лучше распространить его новый сборник. «Рассказы Рутабаги».

«Может быть, подсказать кому-нибудь из рецензентов фразу вроде «Эта книга принесет больше пользы, чем пересадка желез»?».

Глава 12

Подобно бесхарактерной любовнице, Милфорд принял изменника обратно.

Осенью 1922 года Бринкли вернулся на свои прежние боевые рубежи, освещаемый зарницами второго скандала. Разбирая его квалификационные документы, Медицинский совет штата Калифорния обнаружил в них многочисленные несоответствия и ложные утверждения. Он не являлся выпускником Беннетовского медицинского колледжа, как значилось в документе. Подтверждений, что он посещал занятия в Милтонской академии в Балтиморе, тоже не было. Возможно, полагаясь на дружбу с всесильным Гарри Чандлером или же учитывая опыт тысяч других шарлатанов, процветавших и никем не тревожимых, Бринкли имел все основания считать, что Медицинский совет и в его случае проявит ту же снисходительность и леность и не пожелает копаться в деталях. Вместо этого его кандидатуру исследовали как под микроскопом, дотошно и тщательно. Того, что все это происходит с подачи Морриса Фишбейна, представившего в совет свои находки, он тогда еще не знал. Однако он знал или чувствовал, что к этому делу, так или иначе, оказалась причастной АМА, и с тех пор он воспылал ненавистью к этой организации – ненавистью глубокой и неизменной.

Уехав из Калифорнии, он не был там забыт. Доктор Лео Стенли из Сан-Квентина стал проводить собственные опыты по пересадке козлиных желез. Об этих опытах пронюхала «Лос-Анджелес таймс», расхвалив и разрекламировав его: «Преступные наклонности можно искоренить!»

Бринкли ничего не имел против таких попыток. Что выводило его из себя, так это мелкие клиники, выросшие быстро, как грибы после дождя, и расползшиеся по всему Лос-Анджелесу, едва стоило ему покинуть город. Владельцы этих клиник уверяли, что технику операций они переняли у самого мастера. Бринкли пришлось опубликовать возмущенные опровержения, в которых он заклеймил самозванцев.

Но что толку лить слезы над пролитым молоком? «Чем сильнее меня ударить, тем выше я подпрыгну». Если впереди маячат деньги, то к чему надолго погружаться в скорбь. А возможностей заработать было предостаточно.